Любовь литовской княжны

Как раз в это самое время отборные сотни-кошуны непобедимого Тамерлана, по прозвищу Железный Хромец, гнали остатки наголову разгромленной в битве на Тереке гигантской армии Тохтамыша через пересохшую ногайскую степь. Гнали до тех пор, пока не оказались среди густых рязанских лесов. Уткнувшись в Елец и поняв, что оказались в землях совершенно чужой, незнакомой державы, населенной людьми, которые говорили на незнакомом языке, – кошанцы немного пограбили местных обитателей – как же без этого? – и повернули назад.

Тохтамышу повезло. С жалкими остатками своего воинства он все-таки смог хитрым маневром оторваться от преследования – царь Волжской и Заяцкой Орды повернул на запад, в противоположную от Сарая сторону, чего его враги никак не ожидали. Тохтамыш сбежал в Литву, бросив свою громадную державу на произвол судьбы.

15 сентября 1395 года

Москва, Кремль

Торжествующий колокольный звон катился по столице, выхлестывая далеко за ее пределы, ко всем обителям и деревенским звонницам на два дня пути окрест. И точно так же – на два дня пути во все стороны – гулял и веселился весь честной народ. Столы стояли прямо на улицах, накрытые где скромно – рубленой капустой, яблоками, солеными грибами, мисками с брусникой и сладкой, как девичий поцелуй, владимирской вишней; где побогаче – с пирогами и соленой рыбой, пастилой и ревенем, но везде – с полными бочонками хмельного меда, ячменного пива и браги.

Веселись, Москва! Веселись, весь народ русский! Татарской Орды больше нет!!!

Несчитанная добыча, неисчислимый полон, рассказы о сотнях городов и весей, дочиста разоренных у врага, многие тысячи внезапно разбогатевших ратников – ныне щеголяющих в бархатных штанах и парчовых кафтанах и орущих хмельные здравицы непобедимому воеводе, храбрейшему и умнейшему князю Юрию Звенигородскому!

Столы стояли в деревнях, столы стояли на московских перекрестках, и уж само собой – ломились от яств столы в Большом Великокняжеском дворце.

– Мой брат, бояре! Это мой младший братишка!!! – крепко обнимал веселого юношу великий князь Василий Дмитриевич. – Всю Орду великую на одну ладонь положил, а другой прихлопнул! Любо Юрию! – поднял кубок правитель Москвы. – Любо славному сыну рода Ярославичей!

– Любо! Любо! Любо! – восторженно подхватили сидящие за столом бояре, вскидывая ковши и кубки над головой: – Слава князю Звенигородскому!

Праздничный пир длился уже не первый час, и мужчины успели изрядно расслабиться, разогреться, многие поснимали тяжелые шубы, иные скинули ферязи. И даже за опричным столом братья сидели в блестящих атласных рубахах, без ферязей и оплечий, а великая княгиня сбросила белоснежный плащ, пушистый от собольего меха, на спинку трона.

После невероятного, просто потрясающего разгрома Орды и разорения почти что всего побережья Камы одной лишь звенигородской дружиной – Василий Дмитриевич более ужо не вспоминал о былых своих советах сидеть тихо в стороне от походов и баталий, о многолюдности и непобедимости южных стран, о том, чтобы предоставить злобным соседям возможность самим перегрызть друг другу глотки. Он говорил только о победе, о крепости русской булатной стали в руках настоящих воинов и о том, сколь отважные и решительные витязи рождаются среди потомков великого князя Ярослава Всеволодовича!

Бояре и князья пили за победу, за добычу, за новые походы и удачи. За славу и успех. И само собой – за юного князя Юрия Звенигородского, достигшего столь невероятной победы в свои малые двадцать лет. Многие мужи даже возвеличивали его над великим Александром Невским, тоже побеждавшим в восемнадцать… Вот только разве можно сравнивать разгон мелкой шведской шайки с разгромом великой Волжской Орды?! Победу над крестоносцами в порубежной стычке – и захват в одном решительном походе четырнадцати богатых городов и возвращение с несчитанной добычей?

И потому раз за разом поднимали тосты бояре и пили за здоровье победителя хмельной стоячий мед и пряное немецкое вино:

– Слава Юрию Дмитриевичу! Любо юному воеводе! Долгие лета лучшему из Ярославичей!

Радостный, уже изрядно захмелевший великий князь и не думал обижаться на подобные слова – он тоже пил под эти возгласы и желал юному брату долгие лета и новые победы!

Хотя, с другой стороны, не столь уж и «юному». Ведь разницы меж Василием и Юрием было всего три года. Огромное различие, когда тебе двенадцать, и не особое – когда двадцать с небольшим. В тридцать – так и вовсе ровесниками можно будет считать!

– За избавление от напасти татарской, бояре! – снова и снова звучало над столами.

К вечеру многие гости уже начали уставать, отходить от угощения, приваливаясь к стене на стоящих под окнами лавках, а то и вовсе вытягиваясь во весь рост, подгребая под голову лежащие тут и там шубы и ферязи, накрываясь другими.