Любовь, медицина и чудеса

Недавнее исследование, предпринятое Ассоциацией Американских Медицинских Колледжей, пришло к выводу, что технологическая специализация изгоняет "утонченное внимание к человеческим потребностям", существенное для главной цели врача – облегчения страданий. Возглавлявший это исследование доктор Стивен Маллер сказал, что главная задача медицинских факультетов – найти способы, побуждающие это внимание, которому следует учить главным образом примером.

Напротив, молчаливый идеал, внушаемый в колледже, это медицинский махизм¹¹ – представление о сверхъестественно твердом враче, способном с невозмутимым видом справляться со всеми трудностями. Можно допустить страх перед экзаменом, но признаться в страхе болезни и смерти считается признаком слабости.

Конечно, после окончания факультета мы, врачи, отрицаем наше огорчение по поводу неудачи пациента, наше раздражение по поводу его сопротивления и даже нашу радость по поводу его выздоровления. Мы обычно очень добросовестны в нашей работе, но часто неспособны расслабляться, играть и восстанавливать силы. Вследствие этого мы упускаем из виду всевозможные сигналы, предупреждающие нас о нашем собственном состоянии здоровья. Неудивительно, что частота самоубийства, наркомании и преждевременной смерти у нас намного выше среднего. Если вы дадите кому-нибудь из нас самолет и лицензию пилота, спросите потом специалиста о величине страховки. Доктор думает: "Что мне за дело до этой бури. У меня назначено заседание. Крушения бывают с другими, но не со мной".

В недавней статье Глен Габбард, врач Клиники Меннингера, описывает, как принуждение создает у врача сомнение, вину и преувеличенное чувство ответственности. Все это отражается в трудностях, связанных с релаксацией, каникулами и свободным временем для семейной жизни, в чувстве ответственности за явления, не поддающиеся контролю, в ощущении, что делаешь недостаточно, и в смешении эгоизма со здоровым личным интересом.

Парафразируя рассказ Ларри Лешана, можно сказать: "Врачи усердно пытаются разыгрывать господа бога, между тем как лишь немногие из нас имеют для этого необходимые данные. Они все равно делают эту работу, но разыгрывать из себя бога – путь к саморазрушению".

Многие коллеги пытаются теперь научиться состраданию, проходя курсы гуманистической медицины, но может быть можно постепенно покончить с этой жалкой бравадой, допустив в нашу профессию больше женщин. Лучшие врачи – те, кто может найти в своей личности и "мужские", и "женские" добродетели – способность принимать суровые решения, и притом сохранять сострадание и заботу. Обе эти крайности не создают хорошего врача. Вы можете слишком втянуться в сочувствие, чтобы принять хорошие решения, но с другой стороны вы можете также принимать решения исходя из болезни и вовсе не думая о пациенте. Лучший путь – сочетание того и другого. Эта точка зрения поддерживается исследованиями, показывающими, что самыми эффективными врачами становятся те, кто сочетает оба этих аспекта поведения, оставаясь при этом возможно более счастливым среди напряжений своей профессии.

Для большинства пациентов важно знать, что их врачи сами следуют советам, которые дают. Но многие врачи, чувствуя себя бессмертными, курят, слишком много пьют, неправильно и чрезмерно питаются и не делают никаких физических упражнений.

Это достаточно печально для врача, но еще гораздо хуже для пациента. Чувство неуязвимости побуждает врача пренебрегать страхами пациента, живущего вне этой волшебной фантазии. Если человек спрашивает: "Что я должен есть", то несокрушимое божество отвечает: "Ешьте, что хотите. Я иду домой и буду есть хотдоги". А если врача спрашивают о содержащихся в них канцерогенных нитритах, он смеется, прикрывшись своим невидимым щитом.

С такой точкой зрения мы, врачи, иногда упускаем из виду самые очевидные вещи, как научил меня мой сын Кейт в четырехлетнем возрасте, когда ему пришлось лечь в больницу для операции грыжи. Я объяснил ему все механические подробности, но когда он вышел из анестезии, он сказал мне: "Ты забыл сказать мне, что будет больно". Недавно, когда он, будучи уже подростком, пришел домой со своими проблемами, я стал предлагать ему решения, основанные на любви и прощении, но он сказал: "Мне не нужно ответов. Мне нужно, чтобы кто-нибудь меня выслушал". Мы не можем помочь людям, разыгрывая роль святого, отвечающего одним словом. Мы помогаем, выслушивая и разделяя страдания. Мы должны переживать свою проповедь, а не просто произносить ее.

В моем воспитании решающую роль сыграла серьезная стафилококковая инфекция, заставившая меня провести в больнице целую неделю. Я осознал тогда, как трудно выдерживать изоляцию, быть привязанным к линии внутривенного вливания, просить помощи во всем, что мне нужно, при моей привычке всегда нести ответственность, всегда управлять. Я понял, как трудно сохранять собственное достоинство в тесной больничной одежде.