– Какие далеко идущие выводы! От воров милиция должна защищать, – усмехнулась Инна.
– Я в принципе… Под лозунгом «отнять и раздать» у нас при Сталине зажиточных крестьян свели. Чем лучше трудились, тем меньше прав имели.
– То были перегибы.
– И революционные лозунги тоже многие понимали по-своему, как им было выгодно. Всеобщее упоение возвышающим обманом нас не раз подводило, – заупрямилась Аня. И тут же растерянно зашептала:
– Что-то я совсем в трех соснах заплутала.
Жанна рывком приподнялась с места и, негодуя, как в детстве, с жаром воскликнула:
– Я жалела Дубровского, понимала безысходность и бесперспективность его действий. А мои подруги злились на Машу за то, что та не уехала с ним. В их мечтах он был героем, а в моих – жертвой обстоятельств, романтиком, честным разбойником, бунтарем.
– Я слышу глас народа! – весело провозгласила Инна и задумалась, припоминая свои юношеские впечатления.
– Я и Вронского, и Каренину осуждала, – продолжила Аня ряд своих «не героев».
– А Вронского-то за что? Он не был женат, – удивилась Жанна.
– За то, что совращал замужнюю женщину. Это не порядочно.
– Есть мужчины, которых привлекают замужние дамы. Вина только на Анне. Знаешь ведь поговорку: «Сука не захочет…» – жестко сказала Инна.
– Помню, в детстве я читала «Тараса Бульбу» и никак не могла представить себе, чтобы из-за любви к женщине мужчина мог предать Родину. Я будто на своих внутренних весах эти два понятия взвешивала. Мне казалось, автор выдумал эту ситуацию для того, чтобы усилить «образ главного героя», потому что такого в жизни не может быть никогда. А когда, наконец, поверила, меня разрывало от мысли, что придется жить в этом жутком мире, где не только лгут и убивают, но и предают.
Плохо, если ребенок рано теряет детское мироощущение и отвыкает жить в мире добрых чувств. Он создает внутри себя собственную реальность, долго ничего не замечает вокруг, живет отдельными прекрасными и жуткими моментами или ныряет от своих бед в собственные фантазии, вместо того, чтобы что-то предпринимать. И лишь повзрослев, с трудом начинает выстраивать свой баланс страхов и надежд, – выложила Аня подругам свою грустную концепцию. Она слишком хорошо знала то, о чем говорила.
– «Как молоды мы были, как искренно любили и верили в себя», – пропела Инна.
– А я и сейчас хочу верить, – сказала Аня в пространство.
– …Людям иногда хочется чего-то легкого, расслабляющего, вот и глотают любую халтуру. А в истории остаются только шедевры. Цель литературы – возвысить человека душой, преподнеся ему нравственные уроки, – повторила Аня уже не раз сказанное.
– Еще развлечь, увлечь, научить получать удовольствие. Те еще задачи! – расширила список «назначений» Инна.
– Развлекать! Поэтому сейчас у нас желтый цвет доминирует в СМИ? Сплетни – кто с кем спит, кто на какие деньги живет – это же тренинги для души чужими людскими эмоциями, когда нет собственных, – неодобрительно высказалась Жанна.
– Для этого и существуют амбициозные дилетанты с мощным художническим темпераментом, – напомнила Аня.
– Но это уже из другой «оперы». Тираж журнала «Дом-2» шестьсот тысяч экземпляров, а у Ритиных книг – только две. Это тебе о чем-то говорит? Разве это не показатель? А у Потанина семь миллионов.
– Не равняй их… – буркнула Инна.
– Малосимпатичный Боря Моисеев тоже кому-то нравится, – извиняющимся голосом подсказала Аня.
– Зачем ты о нем упомянула? Меня от него тошнит. У Моисеева более чем оригинальное амплуа. Я не сторонница изощренной… глупости в угоду некоторым… тем, что с отклонениями, – передернула плечами Жанна.
– Ну вот, ты уже и оскорбляешь. Может, в его «шедеврах» заложена новая основополагающая ошеломляющая идея, а ты на артиста «бочку катишь». Понимаю, существует понятие инерции мышления и восприятия, – усмехнулась Инна. – Да, кстати, Боря на берегу моря в Юрмале дом имеет. И в Болгарии у него с Киркоровым квартиры рядом, а ты, Аня, работая на полторы ставки, из своей «однушки» так за всю жизнь и не выбралась.
Аня загрустила:
– И кто только ни вылезает из пены и грязи! Еще этот, как его там… с неинтеллигентной внешностью… Гарик Сукачев.
– Тоже рожей не вышел? – брякнула Инна сочувственно, но Жанне показалось, что с мстительным удовольствием.
– Зачем ты так? Не подобает… Может, у него сердце золотое? Я слышала, он нормальный мужик, детей своих любит до самозабвения, – заметила она. – Последнее время он очень даже вырос. Вдруг в крапивном окружении вырастит прекрасный породистый георгин! Может, в этом есть какая-то божественная справедливость.
– А этот, что с ними якшается… Как его… – Аня потерла нахмуренный лоб.
– «Матюгальник» Зверев, что ли? Так он талантливый парикмахер и визажист, – весело подсказала Инна.
– Не помню… На редкость жизнестойкие типы.
– Твои взгляды устарели. Цени их за целеустремленность, за пробивной талант, – ядовито возразила Инна. – Заискивали, домогались, приплачивали и выхлопотали себе место под солнцем, поднялись на «недосягаемую» высоту. «Велик» их вклад в современную культуру!