Читаем Любовь моя полностью

– Зачем приводить в пример события из прошлого? Меня потряс недавний удручающий факт. Эксперимент проводился в Западной Европе и, кажется, еще в Америке. Задавался вопрос: «Горит ваш дом. Кого вы спасете первым: мать или партнера по бизнесу?» Восемьдесят процентов опрошенных ответили, что партнера. Мол, мать – это прошлое, а партнер – будущее, бизнес на первом месте. Я была в шоке. Партнера можно поменять, но не мать… Это и есть ценности Запада, которыми они так кичатся? До чего же они так могут «договориться»? И они со своим перевернутым понятием нравственности еще рассуждают о свободе, о правах человека, пытаются нас учить, намереваются нам диктовать! – горячо возмутилась Жанна.

– Эта тема не одного дня обсуждения. Вернемся к моему вопросу. Почему культура не ограничивает некоторых писателей, которые сами должны влиять на массы? Где их потрясающе тонкий литературный вкус? Им самим его не хватает? Я всегда считала, что чем умнее человек и чем большее у него практического понимания жизни, тем он более ответственен за свои поступки и слова.

– Ну, Аня, ты даешь! – удивилась выводу подруги Жанна.

– Что я слышу? – высоко вознесла свой ироничный голос Инна. – Начнем выжигать недостойных звания писателя каленым железом? Ненормативная лексика – это такая мелочь по сравнению с масштабом других проблем в нашем обществе, чтобы обращать на нее внимание.

– Не скажи. Она важнейшее звено в цепи, которая выковывается для удержания человека от падения в пропасть. Если оно окажется слабым, то может подвести в сложный момент его жизни, позволит увлечь, увести с намеченного пути. Тем более, что крепость цепи определяется крепостью самого слабого звена.

– Не преувеличивай. Ох уж эти мне педагоги! Всего-то они боятся, впадают в крайности, понапрасну тревожатся, – неодобрительно закрутила головой Инна. – Ты бы переступила через себя. А вдруг дальше в рассказах Елизарова тебе открылось бы нечто чрезвычайно умное? Хотя бы замысловатый язык или лихо закрученный сюжет, – неосторожно посоветовала Инна, вызвав у Ани очередной приступ негодования.

– Принципиально не стану читать! – взорвалась она. – Можно подумать, он в запале говорил не отрецензированные, не скорректированные умом слова. Писатель в своем творчестве должен соответствовать высшей ступени, а не скатываться в грязь, чтобы «околачивать груши сомнительного успеха».

– От души поматерился, и поперла удача! Так теперь говорят? Больше шума, больше рейтинг! Скандал сделал так необходимую писателю рекламу, – рассмеялась Инна. – Аня, не создавай проблем там, где их нет. Я больше чем уверена, что Елизаров нарочно, чтобы отпугнуть, отсечь женскую читательскую аудиторию сознательно использует нецензурную лексику. Боится строгих ценителей. Я бы из вредности, из духа противоречия осилила его творения.

– Давай, дорога свободна. Не прогадаешь. Ты еще панегирик автору сочини. А я не хочу изваляться в «гэ». Помнишь, студентами так говорили.

– Закрываясь от грязи, грязь не уничтожить. Рассказывать о пороках с грустью, жалостью и болью? Уже не работает, не прокатывает. Теперь требуются более жесткие методы. Нас сказками про волка пугали, а нынешние дети убийств людей не страшатся. Насмотрелись ужастиков, закалили и притупили свою психику, – сказала Жанна.

– И взрослые очерствели. В жестких ритмах современной жизни люди теряют доброту и нежность, – вздохнула Аня. – Куда мы катимся? Может, писатели предложат персонажам своих книг ходить по улицам нагишом, чтобы доказать, что это дурно? В твоих глазах это сделало бы авторов героями? Ты станешь «торчать» от них? Народ повалит в библиотеки? Думаешь, если уподобляться тем, кого выводишь на чистую воду, кого презираешь – поможет? Давайте все станем убийцами, матерщинниками, скотами…

Лобовой вариант решения этого вопроса отпадает. В массы надо продвигать лучшее, а не играть на низких чувствах. Если писателю не хватает мощи своего таланта, без мата обнажить какую-то важную проблему, язву общества, так пусть не берется за перо. Я категорически выступаю за чистоту русского языка. Все-таки повреждена корневая система некоторых писателей, начинавших в криминальные девяностые. Истончилась река русской литературы…

– Учишь? Гений педагогики, – удивилась Жанна. – Это снобизм по отношению к известному писателю. Не глянулся он тебе. Может, авторское предуведомление и рецензии тебе что-то разъяснят? Не читала? Могу напомнить: Михаил Елизаров «Русский Буккер» получил, значит, сумел свое слово Миру сказать, раз при жизни воздали ему должное, – тихо подсказала она. – А вдруг в интернете его однофамилец изощряется? Мне чуждо однозначное, прямолинейное охаивание той или иной личности. Надо ознакомиться, всмотреться, вслушаться. Помнишь книгу «Пролетая над гнездом кукушки»? Когда-то она шокировала нас откровенностью темы, а теперь ее автор считается гением. Писатель должен выходить за пределы общепринятых истин, а иногда, в поисках своего пути, создавать новую фантастическую реальность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ты не мой Boy 2
Ты не мой Boy 2

— Кор-ни-ен-ко… Как же ты достал меня Корниенко. Ты хуже, чем больной зуб. Скажи, мне, курсант, это что такое?Вытаскивает из моей карты кардиограмму. И ещё одну. И ещё одну…Закатываю обречённо глаза.— Ты же не годен. У тебя же аритмия и тахикардия.— Симулирую, товарищ капитан, — равнодушно брякаю я, продолжая глядеть мимо него.— Вот и отец твой с нашим полковником говорят — симулируешь… — задумчиво.— Ну и всё. Забудьте.— Как я забуду? А если ты загнешься на марш-броске?— Не… — качаю головой. — Не загнусь. Здоровое у меня сердце.— Ну а хрен ли оно стучит не по уставу?! — рявкает он.Опять смотрит на справки.— А как ты это симулируешь, Корниенко?— Легко… Просто думаю об одном человеке…— А ты не можешь о нем не думать, — злится он, — пока тебе кардиограмму делают?!— Не могу я о нем не думать… — закрываю глаза.Не-мо-гу.

Янка Рам

Короткие любовные романы / Современные любовные романы / Романы