Любовь моя

Есть великие писатели, а между ними существуют узкие зазоры, ниши для таких как ты, тоже способных развивать литературу, вносить крупицы нового. Так заполни эту вакансию! Господа! Проникнитесь величием момента. Победная музыка звучит в наших головах. АВЕ-Лена! Ура! Равнение на Лену! Я предугадываю блестящую будущность ее шедевров.

Это то, к чему смутно рвалась твоя душа? (Инна иронизирует или таким оригинальным способом оттягивает на себя внимание подруг?) А по мне так величие замысла предполагает великого героя, такого, чтобы вровень или выше короля Лира! Великого писателя делают великие трагедии. Или ты считаешь, что талант писателя в том, чтобы обыкновенного человека поднять на небывалую высоту, потому что этот простой человек не так уж и прост, что каждый из нас непознанная, неосвоенная вселенная?! Может, ты веришь, что увидела то, что до тебя никто не замечал? Нет? Ты глубже прочувствовала, иначе преподнесла: проще, яснее, доходчивей, так, что от твоих рассказов защемило в груди? И этого тебе достаточно? (Что это с Инной?)

«А тебе, Инна? Повторяешься. Лихо обошлась с подругой. Завелась, тормоза не сработали. Ты с радостью взяла бы свои слова обратно, но для тебя из-за упрямства это невозможно? И теперь, пытаясь провальную ситуацию обратить в выигрышную, ты будешь грубостью стараться наказать всех, кто станет на тебя нападать, защищая Лену? И только за то, что ты по своей вине оказалась в неловком положении? В кои веки мы собрались вместе совсем не для того, чтобы собачиться. Наломала дров… А может, в глубине души ты уже каешься в опрометчивом поступке, в своей несдержанности?» – Это в голове Ани промелькнули сочувственные мысли.

– Инна, это демарш, шантаж, циничное подстрекательство? Или стеб? Это откровенная чушь! Матерь Божия! Посовестилась бы говорить такое. Ты бываешь очень неделикатной. Может, не стоит вести разговор в столь своеобразной… недопустимой манере? Ты так шутишь? – тихо спросила Жанна. Мягкий нажим ее голоса благотворно повлиял на Инну, и она как-то по-детски примирительно ответила:

– А ты страшная зануда. Я всегда говорю только то, в чем совершенно уверена. Видишь, я никого не намерена щадить.

«Можно подумать, что злые несправедливые слова вылетают из Инки против ее воли, – в недоумении застыла Аня. – Почему бы Лене не окоротить (усмирить) подругу? Сама-то она не станет подгонять себя под внешние приличия, хотя быстро схватывает ситуацию. Лена боится ее обидеть? Поэтому Инна прячется под ее крыло? Лене неловко себя защищать, и она всё оставляет на наше усмотрение?.. Я это ставлю ей в вину? Каждая из нас совершенно естественно существует в своей особенности, в своей странности… Можно подумать, что у Лены только и дел, что с Инной возиться».

– Если спорящий переходит на личности, значит, он плохо владеет предметом дискуссии, – спокойно заметила Жанна.

– Приговорила. Зато вспышки злопамятности и мстительности не числятся среди моих грехов. Я от них еще в детстве прививку получила.

– Долго корпела над речью? Ты являешь собой «диковинное» зрелище. Не нашла подходящих к случаю слов? Так позаимствовала бы… у Ани и перепедалировала.

«Что это сейчас было? «Одолжила бы у Ани!..» Вот это выпад! За все насмешки отомстила, – опешила Лена. – Мо-лод-чи-на. Инна «вдохновила» Жанну на «героический подвиг» против себя же самой?.. Но этим Жанна еще больше выведет Инну из себя».

– Быстро закончила разнос, – глумливо изумилась Инна скрипучим сквозь сухие горло и губы голосом. – Продолжай. Мели Емеля – твоя неделя.

– Все-таки ты вздорная особа. Выбирай выражения, не пережимай, не заносись. С чего это ты вдруг рассвирепела? У тебя ранневесеннее обострение? Ты находишь свое поведение нормальным? Твое предположение оскорбительно. (А твое?) Что ты себе позволяешь? В голове переклинило? И впрямь природа «дарования» бывает разная. До ручки дошла или играешь на публику? Выдаешь несуразности с единственной целью эпатировать нас? Как же надоела мне за сегодняшний день твоя умствующая акробатика! А может, воображаешь, что открываешь нам тайные догматы?.. Как ты «тактична и добра»… Будь любезна, возьми свои слова обратно. Моя просьба не обременительна? – серией вопросов закончила свой монолог Жанна.

«Как завелась, как раскрутилась! Какой строй речи! Без длинных протяжек, без раскрашивания отдельных фраз, натянутых как струна монотонной интонацией», – удивилась Лена.

Во взгляде Жанны промелькнуло столько многообещающего, с огромным запасом не словарных слов из репертуара какого-либо старшины-сверхсрочника, что Инна неуверенно пробормотала:

– Прокурорский тон тебе не идет. Решила меня добить? Насквозь меня хочешь просверлить своим укоряющим взглядом? Фи, тратить время на светские условности, расшаркиваться друг перед другом? Я привыкла оставлять за собой право самой решать, как мне поступать в том или ином случае и что говорить.