Любовь Муры

Ещё раз нежно благодарю тебя за книгу Роллана. Перечитай Олдингтона «Все люди враги». Читала ли ты «Пулковский меридиан» В. Инбер. Я не читала. А Инбер люблю.

[Письмо Иды.]

18. VII.1947 года Киев.

Здравствуй дорогая Ксюшенька!

Наконец-то собралась тебе написать. Не было времени из-за экзаменов. Экзамены сдала хорошо. Потом начала работать по живописи и рисунку вместе с 11 классом, готовящемся в институт.

Впервые мы пишем обнажённых натурщиков. Трудно, надо обладать рисунком, знанием анатомии, колоритом. Боюсь, что в этом году я в институт не попаду. Огромный конкурс. На 8 мест (всего 8) 200 заявлений. Московский институт не объявляет приёма из-за страшной тесноты помещения. Академия уже имеет 800 заявлений. Какое нашествие, какой невероятный рост талантов!

Директор школы не хочет меня отпускать, говорит, что мне нужен ещё «год рисунка», и тогда он меня выпустит с триумфом. Он прав. Рисунок у меня безграмотен. Не хватает техники, выучки, школы. А живопись, «богом данное» в художнике, продвигается успешно. Ксюшенька, родная, к моему ужасу, летом я, очевидно, не смогу приехать в Москву. Недостаток денег, обуви, одежды, времени. Я всё же буду пытаться проникнуть в институт, хотя сознаю, что год в школе мне даст гораздо больше по рисунку, чем год в институте. Приёмные экзамены начинаются с 1-ого августа, приехать в Москву очевидно смогу только в начале осени. Как хочу!

Ксюшенька, дорогая, извини меня за моё молчание. Сейчас я, как в лихорадке. Вся взвинчена. Волнуюсь. Боюсь. Мечтаю увидеть тебя, впитать в себя Третьяков-гал. познать Б.Театр. Мечтаю о Москве.

Предоставляю перо маме. Она на меня сейчас сердита за одну мою позднюю прогулянку с одним очень хорошим хлопцем. Ну пока. Целую тебя крепко-крепко и думаю, что скоро смогу поцеловать в действительности.

Твоя Ира — маэстро (непризнанный).

18/VII. 1³⁰ ночи[Карандашная пометка: «47».]

Ксюшенька, родная моя. Давно не писала тебе, дорогая, очень давно. Не знаю, с чего и начать. Это время (недели 4–3) я была в смертельной тревоге и безысходном отчаяньи. У Верочки была опухоль груди, кот. удалили 4 дня назад. Предварительные анализы опухоли, их было 2, наскоро сделанные, дали хорошие результаты. В субботу должен быть результат анализа из онкологического ин-та. Все данные пока что говорят о доброкачественной опухоли. Страшно и думать о чём-либо ином. Веруша меня спасла в годы войны, а я не проявила достаточного внимания к её здоровью. Опухоль она обнаружила 2 года тому назад, и я всецело полагалась на выводы академика Крымова, 2 раза осматривавшего её. Надо было давно её удалить. Пока что как будто бы всё благополучно, но тревога окончательно не покидает меня.

Теперь о Идочке. Как тебе уж писала, она решила перескочить через один класс (11-й) и сдать сразу за 2 класса экзамен при другой школе. [Очевидно, Ида предыдущей осенью всё же в 11 класс не попала и была оставлена ещё на год в 10-м.] Экстерн на аттестат зрелости при сегодняшних требованиях — вещь чрезвычайно нелёгкая. Но, занимаясь дни и ночи — она выдержала. Были дни, когда она спала 2–2½ часа в сутки. Проявила несвойственное ей упорство и свойственные ей способности. Ах, как же она способна.

В Ин-т, наверное, не попадёт, т. к. на живописный факультет принимают в этом году 8 чел., а у неё слаб рисунок — нет тренировки. Нужна усидчивость, а она не может проявить её.

На днях администрация школы мне сказала, что из неё может выйти «выдающийся художник» [последние три слова подчёркнуты карандашом Ксении], с её творчеством и чувством цвета она создаст большие полотна… Не ошибаются ли они?

Так тяжело её учить. Устала я, голубка, до последней клеточки своего организма. А характер у неё гадкий, и мне трудно с ней. Обладая тонким восприниманием многого, будучи деликатной, — эти качества она никогда не применяла ко мне. В Москву сейчас нельзя ехать. Занимается по живописи в классе. А попасть ей к тебе очень хочется.

Родная моя, дневник В. Инбер я купила у букиниста. «Пулк. меридиан» ещё не читала.

Видно, тебе, дорогая, живётся тоже тяжело. Если будет урожай картофеля (мы посадили её, но наш огород пока что неважен), мы прозимуем и будем сыты. Эту зиму без картофеля приходилось плохо. Надежда на лучшее не покидает, конечно.

Голубка, почему ты мне не пишешь? Будь же здорова, родная. Крепко тебя целую. Привет Ол-ке, если она ещё не забыла меня. Целую и целую.

9. X.

Моя дорогая, так [небольшой кусок текста испорчен] и так пугает, что кроме тоски моё письмо ничего не вызовет у тебя. Поэтому не писала.