Тишина, если не считать шума водопада. Даже птицы замолкли.
Потом я снова слышу звук, доносящийся с востока, из-за водопада.
Очень слабое: — Тай!
Я бегу вдоль озера, игуаны разбегаются. Я еще тут не был, но это меня не останавливает. Я продолжаю бежать, продираясь сквозь разросшиеся виноградные лозы, жалея, что у меня нет мачете.
— Дейзи! — снова ору я, переводя дыхание.
— Тай!
Я направляюсь прочь от ручья, все дальше и дальше углубляясь в джунгли.
— Тай!
Я вижу ее. Стоящей в зарослях папоротника. Ее рыжая голова выделяется, как пламя среди всей зелени.
— Дейзи!
Я подбегаю к ней и крепко сжимаю в объятиях.
— Мне очень жаль, — она что-то бормочет мне в грудь. — Я заблудилась.
— Все в порядке, — говорю я ей, проводя рукой по затылку, приглаживая рыжие волосы. — Теперь я здесь. С тобой все в порядке.
Она отрицательно качает головой.
Потому что нет. В том-то и дело. Конечно, она не в порядке.
Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на нее, продолжая держать руки на ее плечах. Она выглядит хорошо, если не считать опухших красных глаз и слез, струящихся по ее нежному веснушчатому лицу.
— Рыжик, ты разбиваешь мне сердце, — шепчу я, обхватив ее лицо руками, притягиваю к себе и целую в лоб, потом в макушку, а она крепко обнимает меня за талию.
— Прости, — всхлипывает она.
— Не извиняйся. Что бы ты не чувствовала… просто… не бойся.
— Я знаю. Или… я не знаю, — она делает глубокий вдох, который сотрясает все ее тело. — Когда-то я был таким человеком, что если со мной или с моими знакомыми случалось что-то хоть отдаленно негативное, я сосредотачивалась на позитиве. Вот моя мантра. Быть благодарной за то, что у меня есть. Это были мои стандартные ответы каждый раз, когда мне представляли что-то менее счастливое, менее идеальное. И знаешь что?
Она замолкает, прижимаясь щекой к моей груди.
— Все это было чушью собачьей. Я хранила дурные мысли. Я оставляла только хорошие, какими бы нереальными они ни были. Это было…утомительно. Я так чертовски устала притворяться.
— Это выматывает, — говорю я. — Поверь мне, я знаю. И эти чувства никогда не остаются похороненными, они всегда возвращаются обратно. От них не спрячешься. Нужно встретиться с ними лицом к лицу.
— Да.
— Эй, послушай, я был в таком состоянии, — говорю я ей, целуя в макушку. — И я знаю, что не мне давать советы. Я не сосчитаю, сколько раз пытался утешить маму после смерти сестры и сказать ей: «Эй, все в порядке, потому что я все еще здесь, и папа тоже». Это было глупо. Потому что она знала это. Она была благодарна, что мы есть, но дело было не в этом. Она просто хотела почувствовать боль… Боль была реальна. И я не знал, как справиться с ее горем. Или своим собственным. Самым простым решением было дать ей таблетки, чтобы она не чувствовала ничего.
— Да, но это твоя мама. Ты тоже не можешь винить себя за то, что хочешь этого для нее. Никто не хочет видеть, как кто-то близкий страдает.
— Нет. Я не виню себя. Я бы сделал все, чтобы облегчить ее страдания, и, наверное, я также надеялся, что это облегчит мои. Если я говорил маме, что мы в порядке, это означало, что мы в порядке, даже если это было не так. Но в результате мы никогда не горевали по-настоящему. Мы всё зарыли в себе. изображали храбрость. Притворялись, что мы сильны и здоровы, но это было не так. Они сохранили ее комнату, потому что, если бы убрались там, нахлынули бы чувства. И посмотри на меня. Я тоже не в порядке.
— И что ты чувствуешь, когда признаешь это?
— Ну… — я закрываю глаза и позволяю себе почувствовать это. — Я не в порядке.
— Громче.
— Я НЕ В ПОРЯДКЕ! — кричу я в джунгли.
— Я ТОЖЕ НЕ В ПОРЯДКЕ!
— Я НЕ В ПОРЯДКЕ! ВООБЩЕ!
— Я НАСТОЯЩИЙ БЕСПОРЯДОК! УСЛЫШЬТЕ МОЙ РЁВ!
Я начинаю смеяться над нашим криком.
— Они по-любому нас слышали.
— Фух, — говорит она, тяжело выдыхая. — Я не хочу туда возвращаться. Выставила себя полной дурой. И Лейси ткнет меня в этой носом.
— Она не станет. Ричард поговорил с ней.
Она отстраняется и, прищурившись, смотрит на меня.
— Я в это не верю.
— Поверь. Я бы и сам заступился за тебя, но он опередил.
Ее улыбка насмешлива.
— До недавнего времени ты был сварливым ублюдком.
— Может, мне просто нужно было потрахаться.
Она закатывает глаза, ударяя меня кулаком в грудь.
— Ты просто осел.
— Видишь, стал, каким был.
Скажи ей, что ты на самом деле чувствуешь. Она открылась тебе, сделай то же самое. Скажи ей, что ты хочешь ее не только сейчас, но и всегда.
Я проглатываю слова прежде, чем успеваю их произнести.
Ещё рано.
На лоб Дейзи падает капля.
— Пожалуйста, скажи, что это не птичий помет, — она вздрагивает. — В последнее время мне и так не везет.
— Это была вода. А птичьи какашки — это на удачу.
— Для кого, для птицы?
Теперь капля падает мне на голову. Я поднимаю глаза. Дождь.
— Кажется, скоро будет гроза, — говорю я.
— Уже?
Как по команде, небо темнеет, и на нас обрушивает ливень.
— А-а-а! — восклицает Дейзи.
Мы промокли до костей за считанные секунды. Шум дождя оглушает, каждая капля отскакивает от листьев.
Я хватаю ее за руку.
— Пойдем обратно.
Но она, кажется, приросла к месту. Не двигаясь. Я бросаю на нее недоуменный взгляд.