Потом он повел ее просто гулять в сторону от центра, по дороге им встретилось две манифестации, сирийцы протестовали против Асада, аккуратно так кричали хором около часа, потом они свернулись, и пошли анархисты в сопровождении полиции и дворников. Те тоже поорали против капитализма, свернули свои требования у назначенного места и разошлись, никакого напряжения у тех и других не наблюдалось, никто никого не вязал, а в Испании тридцать пять лет правил диктатор и была гражданская война, но вот люди нашли силы не жрать друг друга, видимо, им хватает войны между «Реалом» и «Барсой», и слава богу.
Все это они наблюдали из переулка в районе галерей и арт-салонов, в воскресенье они не работают, и в районе было тихо, ресторанчик был маленький, для жителей квартала, но еда там была, и хозяин был внимательный, и понимал, кто перед ним, романтик, сказал он на непонятно каком языке, и принес хамон, суп из хвостов, и креветки в васаби, свежие, как пяточки у грудничков.
Он опять пил водку, ей хозяин принес риоха, они сидели на веранде, вечер уже наступил, зажгли фонари, и казалось, что это совсем не Мадрид, так могло быть и в Риме, и в Челябинске, и в на обочине трассы «Дон» в каком-нибудь армянском кафе, в зарослях пластмассового винограда, он понял, что ему хорошо с собой и этой девушкой, и совершенно неважно место действия и декорации, бычьи хвосты или сладкий армянский борщ, какая разница человеку, когда у него в душе равновесие.
Они дошли пешком до вокзала, взяли вещи и поехали на другой.
Поезд Мадрид — Лиссабон отправляется с Чамартин.
Ее встречала девушка с биркой турфирмы, девушку звали Чара, русская эмигрантка из солнечной Киргизии, она ее и привезла в отель на площадь с конной статуей единственного португальца, ставшего королем Испании, девушка попрощалась и сказала, что завтра будет обзорная по городу.
По местному времени было около семи, и Лиза собиралась выйти в город, осмотреть свой периметр и понюхать среду обитания.
Номер ей понравился, доча не поскупилась, сделала маме достойный подарок. Из окна видна была видна королевская площадь, она вспомнила вид из окна своего дома: три башни ТЭЦ, заброшенная железнодорожная ветка КБ имени Лавочкина, по которой раньше возили самолеты, теперь там была заросшая бурьяном колея, в центре Москвы, у станции метро «Беговая».
Часик она повозилась с вещами, потом двинула в город.
Все было весьма помпезно, но присутствовала серьезная тема руин, все дворцы и дома были, мягко говоря, в запущенном состоянии, не так, как в Москве, ни тебе стеклопакетов, мраморных цоколей, и никаких охранников, ни одного ЧОПовца, даже стало как-то неуютно.
Она оббежала близлежащий квартал и села в кафе, чтобы город сам показывал себя на расстоянии вытянутой руки.
Время ужина уже наступило, все кафе заполнялись туристами, в основном это были группы разноязычных стариков из золотого миллиарда, они путешествуют по всему свету за совсем маленькие деньги.
Они набирают впечатления перед смертью, после многолетней пахоты на пенсию и страховку, дом уже выплачен, дети успели состариться, и осталось еще счастливое время, когда можно пожить для себя, чтобы потом, на том свете, было что вспомнить и не скучать.
Местный народ тоже был заметен в этой праздной толпе чужестранцев, люди они на вид были мирные, довольно разноцветные, в них была кровь народов, покоренных в эпоху географических открытий.
Сегодня Португалия — задворки Европы, но португальцы знали и другие времена, когда они владели половиной мира, бывшее величие не испортило их характер, как некоторых Лизиных соотечественников, они приняли свою судьбу.
Как и многие потомки рухнувших империй, они пили, много курили, щипали своих детей, заигрывали с женщинами, взоры их не омрачало, казалось, ничего.
Да, они, наверно, не так богаты, но удручающей картины Лиза не замечала, в воздухе не была разлита мрачная всепоглощающая злость, которая не оставляла ее ни на минуту в родной Москве.
Она решила послать дочке эсэмэс, и на экране открылось три фото, которые она поставила себе на телефон, это была внучка, дочь и мужчина, которого уже нет на свете, он не дошел до нее несколько шагов, застрял в вечности, оставил ее на пороге так долго лелеемой удачи, его уже нет, сибирская тайга взяла его в свои лапы, у нее защипало в глазах, но она сдержалась, она умела терпеть, терпение — единственное слово, которое она написала бы на своем фамильном гербе, если бы он у нее был.
Подошел официант, немолодой черный дядька, видимо, родом из Анголы, и, чуть коверкая русские слова, спросил, что бы она желала, Лиза удивилась, на ее груди не было двуглавого орла и букв «СССР» тоже не было, но опытный глаз сразу вычислил ее безошибочно, она заказала себе мадейру и кофе, и он ушел походкой Майкла Джексона, если бы тот дожил до пенсии.