Ей позволено купаться в любви, делать что угодно, говорить что угодно и не слышать в ответ поучений, что так приличные девушки не ведут, ей так надоело быть приличной, держать спину и лицо, говорить умные вещи, производить впечатление, она сидела в кресле с ногами, пила вино, смеялась, просто так, от животной радости, от того, что вкусное вино, и салат, и ждала рыбу, которую сам повар пришел разделать у их стола.
А потом она ела рыбу, разобранную до последней косточки, и ей так было вкусно, что она захлебывалась до слюней.
Ей захотелось рассказать ему о том, что ее мучит последние годы, почему ей не везет с мужиками, — по понятиям, такие разговоры с новыми партнерами не ведут, ну нельзя рассказывать о своих поражениях на пороге новых отношений, ни один учебник по личностному росту такого не рекомендует, надо быть успешной, прошлого нет.
А ей захотелось рассказать ему, и она рассказала, про все. Он не перебивал, он слушал, он не любил чужих тайн, чужие тайны обязывают к участию. Чужие тайны заражают чужими неприятностями, он сторонился неприятностей, он не смотрел даже новости, где кого-то убивали, насиловали, когда показывали больных и несчастных, он закрывал глаза, но тут он был захвачен чужой исповедью.
Ничего такого, чего он раньше не знал, он не услышал, но то, что это говорила девушка, к которой он сумел привязаться за последнее время, его тронуло, ему хотелось ее обнять, пожалеть, подуть ей в ушко и сказать: «У кошки боли, у собаки боли, а у Кати не боли».
Он не сделал, не сказал, не хотел показаться смешным, ей этого было не надо, она все выговорила, как в бреду, освободилась от яда, который травил ее, и ей стало легче.
Потом она ела десерт и ягоды, наелась, как слон, и он почувствовал, что ужин удался.
Они вернулись в купе, все было готово, постели манили свежестью и запахом лаванды, С.С. лег первый, он устал, Катя почистила зубы, пожурчала и улеглась, бодро проскакав по лестнице на вторую полку.
Она вскоре заснула, С.С. почувствовал ее ровное дыхание, ее рука упала с полки и С.С. даже погладил ее матовые пальчики, потом встал, положил ее ручку вдоль тела и подоткнул одеяло, он так делал своей дочери, он сделал это машинально, и ему стало неудобно за свой жест.
Он лег и стал считать своих баранов, их было так много, что он устал. Столько баранов, сколько он видел в жизни, не дадут заснуть даже через месяц, и тогда он решил написать письмо на вторую полку, он не смог ей сказать в глаза, что в нем играло, и он решил изложить их буквами на телефоне.
«Катя!
То, что я услышал от тебя сегодня, не дает мне спать.
Есть минуты, когда чужой человек, которого ты раньше не знал и его не было в твой жизни, начинает занимать в ней огромное место.
Ты находишься надо мной всего в одном шаге, но этот шаг я могу преодолеть, лишь перепрыгнув через самого себя.
Я в школе прыгал только на 95 сантиметров, выше мне никогда не удавалось, а Валерий Брумель в то же время прыгал на 2.28, у каждого своя высота.
Я совсем по-другому себя сегодня чувствую.
Мне кажется, что я стою перед лифтом, который меня должен доставить туда, куда я стремился долгие годы.
Во мне распахнулись все запоры и железные стены, которые я возводил, охраняя свое сердце, я берег свой покой, защищался своей семьей, положением, самолюбием и страхом открыть все шлюзы.
Лифт приехал, но кабины с верхом и низом нет, есть бездна, которая меня манит, там нет света, там неведомая дыра, она может унести меня со скоростью падающего тела на жесткие фермы конструкции, а может бросить в твои объятия, если удача будет на моей стороне.
Я впервые в жизни не хочу переделывать тебя под себя, так я делал раньше, так мне было удобнее.
Но теперь я желаю тебя всю, с твоими глупостями, с дурацкими представлениями о счастье и несчастье, с тупыми песнями по утрам, с топотом ног и с диким смехом по любому поводу, который я не переношу.
Я честно не знаю, как поступить; отдаться потоку, который меня несет, или сыграть маленькую пьеску-путешествие, не отдавая сердца.
У тебя впереди своя жизнь, в ней должен быть мужчина, который вернет тебе все, что ты заслуживаешь, но я не уверен, что это я, мой поезд уже в огне, и мне кажется, что тебе гореть рано…»
Телефон выпал из его руки, долгожданный сон пришел, и он захрапел, как грузчик после трудного дня.
Катя проснулась рано, сушняк после вчерашнего дал сигнал, она села в кресло и стала пить воду, она чуть не наступила на телефон, она его подняла. Экран засветился, и она увидела, что там написано.
Она бы никогда не стала читать чужой телефон, но письмо было адресовано ей, и она его прочитала.
Ей стало смешно, какой наивный дядька, подумала она, чего он так парится, как будет, так и будет, кто знает нашу судьбу.
Он села на корточки перед ним и стала смотреть на него, у него в носу торчало два волосика, седых и совершенно лишних, она взяла щипчики и ловко дернула их одним движением.