В первую командировку папа уехал в прошлом году. Его повысили на работе, и мы поехали в ресторан, чтобы это отпраздновать. Ресторан был итальянский и, можно сказать, роскошный. С приглушенным светом, бутылками вина, дожидавшимися нас на столе. Даже меню – и то выглядело изысканно. В нем не нашлось ничего дешевле тридцати долларов, а названия блюд были написаны на итальянском. С маминых губ не сходила улыбка. Я тоже был счастлив – потому что родители были рады, и мы собрались все вместе.
Посреди ужина папа сообщил нам новости. Сказал, что с повышением на его плечи ложится дополнительная ответственность. Что теперь ему придется ездить по стране и консультировать работников разных филиалов. Сказал, что компания рассчитывает на него, и он хочет впечатлить начальство. Что отказаться он не смог. Мама пришла в неописуемый восторг. Еще бы: новый пункт в список семейных достижений! А мне стало грустно – сердце защемило. Мне совсем не хотелось, чтобы папа уезжал на долгие недели. Да что там, даже на несколько дней. Но что мне было делать, если родители так и сияли от счастья? Смотрели на меня и ждали реакции? И я сказал отцу, что все это очень здорово. Что я рад за него. Что командировки по стране – это очень круто. А он в ответ заверил меня, что однажды и я буду путешествовать, только ради футбола.
Мама заказала еще одну бутылку вина, а когда мы приехали домой, папа занес ее внутрь на руках. А в следующие выходные впервые уехал. В город Буффало, штат Нью-Йорк. Там, у границы с Онтарио, как раз открыли новый отель для путешественников. Папа собрал сумки, и они выстроились ровным рядком у входной двери. Прихватил кожаный портфель, надел костюм, сшитый на заказ. К дому подъехало такси, и мама поцеловала папу на прощание. Сказала, что любит его, и услышала ответное признание в чувствах. Все это казалось таким искренним. Казалось – и было. Любовь читалась в мамином взгляде. В том, как папа держал ее лицо в своих руках. Она была неподдельной.
Потом папа похлопал меня по плечу и велел присматривать за мамой, пока его нет. Сел в такси и укатил в аэропорт.
Первые выходные без него прошли лучше, чем я думал. Ко мне завалился Джефф и еще кое-какие ребята из команды, и мы заказали пиццу. Посмотрели записи прошлого матча. Тренер велел нам изучить их, разобрать ошибки, продумать, как их можно исправить. Мама тоже держалась молодцом, часто заглядывала к нам, проверяла, как наши дела. Конечно, я скучал по папе, но сложно по-настоящему тосковать по тому, кто вернется уже через пару дней.
Папа прилетел и подарил мне новую спортивную сумку, а еще привез кое-какие сувениры с логотипом отеля. Бутылки для воды, брелки – такие вот мелочи. Мама была в восторге. Да и я тоже.
Но теперь никак не мог отвлечься от мыслей о тех поездках.
За последний год он уезжал десятки раз. И я выискивал в памяти хоть какие-то намеки, которые могли указать, когда же деловые поездки перестали быть деловыми. В какой день мама перестала радоваться его приездам? Был ли отъезд, перед которым она не призналась ему в любви? Я так радовался его подаркам, что никогда не проверял, действительно ли они привезены из штата, в который он якобы улетал.
Я все копался и копался в прошлом. И жалел, что оно не записано посекундно, как мои футбольные матчи. Тогда я бы смог его пересмотреть, перемотать на тот момент, когда все изменилось.
Тут мне вспомнились слова Бекки о поиске ответов на задачу, которую невозможно решить. Настоящий ад, что тут скажешь. Не хотелось бы и мне провести в неведении целых пять лет.
Нужно докопаться до истины.
Я решил обо всем рассказать маме.
Меня не оставляло тревожное чувство, будто она уже и так в курсе. Если оглянуться на прошедшие несколько недель, можно найти тому подтверждения. Ее слезы. То, как печально и тихо она держится. Пролитое за ужином вино, приглушенный разговор родителей за закрытыми дверями. Все эти крошечные намеки, которых я прежде не замечал, накапливались. И теперь от них было уже не спрятаться.
Я надеялся, что мама все-таки ни о чем не догадывается. И мне сложно было представить, какой будет моя реакция, если она знала о папиной лжи все это время, но мне ничего не сказала.
А если знала и страдала в одиночестве? От этой мысли мне сделалось еще хуже.
В то же время я надеялся, что у мамы будут ответы. К примеру, я расскажу ей, что видел папу с другой женщиной, а она найдет этому бесспорное объяснение, и жизнь моя вернется в прежнее русло и снова завертится вокруг футбола и фейковых отношений. Может, это была его давняя подруга. Или мама, но в парике. Логики никакой, но куда проще думать так, чем представлять другие сценарии.
Я принял решение все рассказать маме по пути домой от Бекки. Вечер под одной крышей с ней и ее мамой что-то во мне изменил. Во мне забрезжила надежда на то, что при любом исходе у нашей семьи еще есть шанс выстоять. Ведь Бекка и ее мама справились. Тут я подумал еще и о том, что я наедине с этой бедой не один. С Беккой рядом была ее мама, а со мной – моя.
И сама Бекка тоже.