Любовь не по правилам (СИ)

Его неприятно поразил тон бывшей возлюбленной и выбранная ею для разговора о матери лексика. Если убрать из их с Лилей разговора имя Светланы Александровны, то было полное ощущение, что она ищет хорошие руки для присмотра за кошечкой или собачкой. Лилин эгоизм и самовлюбленность, разумеется, не были для него чем-то новым. Но, во-первых, они не виделись с нею так давно, что градус этих её качеств он успел позабыть. А, во-вторых, зная, как любит мать свою единственную дочь, как отдает ей всё, что может, и даже больше… Ему всё же казалось, что она заслужила иного к себе отношения.

Да ладно — заслужила. Можно ведь и без этого? Светлана Александровна — совершенно клёвая тетка. Остроумная, позитивная, начитанная, открытая миру и людям. Как можно её не ценить и вот так вот беспардонно искать ей кого-то на «возможный вынос горшка», как без обиняков сформулировала это Лиля. Но учёного учить — только портить, Илья промолчал, затолкал поглубже своё возмущение и, разумеется, согласился на присмотр за Светланой Александровной. И от денег за это, предложенных очень неуверенно как он отчётливо услышал, он тоже отказался.

Изначально договорились так, что Лиля будет прилетать в Россию 1 раз в три-четыре месяца, смотреть на состояние матери, посещать с ней врачей, если потребуется, решать какие-то серьезные бытовые вопросы, которые всегда есть даже у одинокого человека. По факту, вышло так, что, уехав из России 2 года назад, Лиля не приехала в Москву ни разу, правда, регулярно переводила Илье деньги для нужд Светланы Александровны. Общение ее с матерью свелось к скайпу и емейлам, причем эпистолярного жанра было больше, чем бесплатных видеозвонков: Лиля объясняла это тем, что мать своим излишне пристальным вниманием и любопытством по поводу всех аспектов жизни дочери очень её раздражает. Других родственников у Светланы Александровны в Москве не было.

Помимо душевной привязанности к этой неординарной женщине, ему было еще и очень любопытно за ней наблюдать — за её ходом мысли, за её решениями и оценками увиденного и услышанного. Она была довольно самостоятельна, сама была в состоянии себя по минимуму обслужить, на уровне дойти до близлежащего продуктового магазина или аптеки за углом, приготовить себе нехитрую еду, с учетом диеты диабетика, немного убрать в квартире. За Ильёй были какие-то более сложные манипуляции: починка иногда выходивших из строя бытовых приборов, замена лампочек — все-таки потолки под четыре метра, это не для пожилой женщины. Раз в месяц они со Светланой Александровной устраивали в квартире генеральную уборку, приходила, как и в стародавние времена, дворничиха Марея (вообще, она была Мария, но почему-то требовала называть себя именно так — Марея, утверждая, что это и есть её настоящее имя), почти такая же пожилая, как и Светлана Александровна, но которая страшно бы обиделась и расстроилась, если бы её отставили от давней традиции с регулярным мытьём окон. Также, примерно раз-два в месяц, Илья возил свою пожилую подругу на Даниловский рынок для долгосрочных закупок, типа мяса и солений, а также за всякими гастрономическими чудесами, типа невероятных бакинских помидоров, владимирских маринованных груздей, муромской клюквы и беларусской брусники.

Несмотря на очень преклонный возраст, по паспорту ей было под 80лет, язык не поворачивался назвать Светлану Александровну «старушкой» или «бабушкой». Даже в различных присутственных местах, куда Илья вывозил её время от времени, хамоватые тетки-чиновницы называли её максимум «женщиной» или «гражданкой». Выглядела Светлана Александровна не только моложаво, но ещё и как-то царственно, величаво, так, что язык ни у кого не поворачивался с ней фамильярничать. Ни разу, даже когда она болела и не вставала с кровати, Илья не видел ее неопрятной, в домашнем халате, без причёски и макияжа. Разумеется, она не ходила по дому в вечерних платьях и туфлях на каблуках, нет. Но её домашние платья и обувь выглядели всегда очень элегантно и вовсе не старомодно. Каждый раз Илья смотрел на неё, и искренне восхищался, приговаривая про себя, что «таких уж больше не делают».

Тема не слишком корректного и достойного Лилиного отношения к матери не поднималась Светланой Александровной никогда. Илья видел, понимал, что пожилой женщине очень обидно такое невнимание дочери. Но обсуждать это с ним, посторонним, хоть и близким, человеком? Ни за что! Это совершенно недопустимо. Хотя Илье казалось, что дело здесь не совсем в правилах приличия. Пожилой женщине очень не хотелось проговаривать свою обиду вслух. Она все время делала вид в присутствии Ильи, что ничего особенного не происходит. Очень тяжело признавать, что ты оказался не нужен человеку, которому ты посвятил всю свою жизнь. И не просто какому-то абстрактному человеку, а родной дочери. И Илья, уважая её боль, тему эту тоже не поднимал.