Любовь не помнит зла (Трава под снегом)

Взяв протянутые Анастасией Александровной через стол бумажки, Леся понуро поплелась к выходу, соображая на ходу, как бы помягче преподнести неприятную новость Наташке. Минуя светлый офисный коридор, прошла мимо охранника, потом толкнула тяжелую дверь, быстро побежала по заснеженной тропинке в сторону большого склада-ангара, где в самом углу была отгорожена от общего помещения небольшая комнатка для операторов. Холодная, неуютная, с трудом обжитая за много лет. Первое время Леся страшно в ней мерзла, а потом ничего, организм привык, приспособился к суровым рабочим условиям. Можно печку включить, можно горячий чай пить через каждые полчаса, если время позволяет. Ничего, жить можно. Зато зарплату вовремя платили.

Наташка, увидев бумажки в ее руке, замерла в тревожном ожидании. Как ей преподнести новость помягче, Леся так и не придумала и потому рубанула с ходу:

— Тебя сокращают, Наташ… Вот, уведомление в кадрах дали. Распишись на втором экземпляре.

Наташка с шумом вдохнула в себя воздух и застыла, забыв выдохнуть. Глаза ее тут же заволокло горькой влагой, будто забытый внутри воздух странным образом успел конденсироваться в слезы. Скривив губы и утерев нос ребром ладони, она проговорила тихо:

— Ну вот, я так и знала… Я знала, что так будет.

— Да не расстраивайся, Наташ. Ты быстро себе другую работу найдешь. У тебя прописка есть, тебя возьмут. И мама у тебя есть, она поможет продержаться…

— Ой, да откуда ты про маму мою знаешь? Мама у меня есть… — икнув, горестно выкрикнула сквозь слезы Наташка. — Да у меня… У меня мама больная дома лежит… Ей лекарства дорогие каждый день нужны… А где я теперь денег возьму? Не знаешь, так лучше молчи! Мама, главное дело, поможет… Не знает, а говорит…

— Но я ведь и впрямь не знала, Наташ… Ты никогда об этом не рассказывала.

— А чего рассказывать-то? — вскинула на нее залитое слезами лицо Наташка. — Чтоб лишний раз пожалели? Не хочу я, чтоб меня жалели, понятно? Тем более я всего месяц здесь работаю, чтобы о своей личной жизни кого-то уведомлять… Ну вот где, где я сейчас работу найду, когда кругом одни сокращения? Что мне делать-то, Лесь? Как маме объяснить, что лекарства купить не на что?

Уронив голову на руки, Наташка зарыдала так громко и безутешно, что Лесино сердце сжалось от боли. Подойдя к Наташке, Леся осторожно погладила ее по плечу, проговорила тихо:

— Ты прости меня, Наташ, я ж не знала про маму. Ты такая веселая всегда была, что и не догадаешься… А что с ней, Наташ?

— Инсульт. Она уже полгода не встает. Ни рукой, ни ногой не шевелит. Я не могу работу терять, Лесь, просто не могу… Что делать-то, а? — резко подняла она к ней зареванное красное лицо. — Помоги мне, Лесь…

— Я? А как?

— Ну давай ты вместо меня сократишься. Пожалуйста! Иначе я не представляю себе, как жить буду.

— А… Ну да, конечно. Хорошо, Наташ. Ты только не реви, ладно? Давай так и сделаем. Я сейчас в кадры схожу и предложу свою кандидатуру на сокращение. Я понимаю, мама все-таки… Я сейчас, Наташа!

Она быстро выскочила из комнатки, пошла обратным путем — через склад, через двор, мимо охранника, вот и офисный коридор обласкал взгляд евроремонтной красивостью. Живут же люди — и тепло у них, и светло, и диванчики белые в холле, и пальма в углу. А до Наташкиного горя никому дела нет. Вот и дверь с красивой табличкой «Менеджер по персоналу Иванова А.А.»

— Анастасия Александровна, увольняйте меня вместо Ильиной! — торопливо выпалила она в ухоженное лицо женщины, плюхнув на стол бумажки.

— Ты что, Хрусталева, с ума сошла? Врываешься, шумишь… Я работаю, между прочим!

— Да я понимаю. Извините. В общем, мы с ней так решили: я ухожу, а она остается.

— Ты хорошо подумала, Хрусталева? Зачем это тебе надо? Ты же на хорошем счету у руководства, давно работаешь.

— Да я вообще не думала, Анастасия Александровна. Так получилось. Понимаете, у Ильиной мать больна, и…

— И что? Если ты вместо нее уволишься, то мать сразу выздоровеет?

— Нет. Нет, конечно. Не важно. В общем, я уже решила — сокращайте меня.

— Странная ты какая, Хрусталева. Мне-то что, я приказ перепишу, мне по большому счету все равно. Ты же без работы останешься, глупая.

— Ну да. Я глупая. Я знаю. Была бы умная, в таком же красивом кабинете сидела.

— Что ж, ладно… Пиши заявление. Прямо с сегодняшнего дня пиши. Я тебе продиктую, как надо. По закону у тебя два месяца еще есть, но руководство приняло решение компенсировать сокращенным эти два месяца. Деньги в кассе получишь. Дела Ильиной сдашь. И свободна. Потом подождешь в коридоре, я тебе в трудовой книжке запись сделаю…

— А мне компенсацию выдадут из расчета официальной зарплаты? То есть копейки, да?

— Ну конечно… Так будешь писать заявление?

— Буду…

Обратно Леся плелась уже не так шустро. Можно сказать, обреченно плелась, держа в руке трудовую книжку с заложенной меж страницами тоненькой пачечкой тысячных купюр. Медленно прошла по коридору, мимо охранника, через двор, через склад. Открыла дверь в свой закуток, молча плюхнулась на крутящийся стул перед компьютером.

— Наташ, включи чайник, пожалуйста…