Любовь не помнит зла (Трава под снегом)

Девчонка шмыгнула носом, потянулась к стоящему в углу на тумбочке чайнику. Потом глянула на нее с ожиданием, виновато пропищала:

— Ну что, Лесь?

— Да ничего. Все нормально. Работай. Сейчас кофе напьюсь и дела тебе передам. Хотя какие у нас тут дела особенные? И сама потом разберешься.

— Спасибо, Лесь. Спасибо тебе! Ты даже сама не понимаешь, как ты меня выручила.

— Да ладно. Не благодари. Помолчи лучше.

Запоздалая досада желчной горечью разлилась в груди, ударила раздражением в голову. Благодетельница нашлась! Добрая и жалостливая самаритянка! Опять забыла, что жалость в ее положении так же недоступна, как норковое манто нищенке? Сколько раз говорено было самой себе: хочешь сделать доброе дело — держи себя за руку. Не позволяй. Соотноси желание с возможностью, не теряй в этом вопросе бдительности. Нет, это ж надо — взяла и насиженное место профукала. И что теперь делать? Кто ее без прописки на работу возьмет?

Леся уперла взгляд в яркую картинку календаря на стене. Картинка с изображением набегающих на песок океанских волн и загорелой красотки на их фоне давно уже намылила глаз, но была до боли привычной, легко приглашала в свою ленивую виртуальную беззаботность. Можно было, например, представить, что она, Леся, и есть та самая красотка, развалившаяся в шезлонге у самой воды. Ума ей, может, и не хватает, а с воображением, по крайней мере, всегда полный порядок был. Теперь, выходит, настало время вставать из шезлонга и убираться из картинки восвояси, уступать место под солнцем Наташке. Жалко. Господи, какая ей глупость лезет в голову — картинку на календаре жалеть…

Видимо, Леся долго плутала рассудком в этой задумчивости — вдруг почувствовала, что кружка под руками стала совсем холодной. Оторвавшись от картинки, вздохнула, огляделась кругом. Наташка, спрятав кудрявую голову за монитором, сидела, сжавшись мышкой, посапывала носом. Что ж, собираться надо. Дело сделано, назад уже ничего не воротишь. Ладно, пусть девчонка работает.

Вещей у Леси в этом закутке скопилось не так уж много — все вошли в небольшой пакет. Зеркало, расческа, туфли, щипцы для завивки, кружка, тапки-чуни на меху на случай холодов… Вот и все. Осталось присесть на дорожку да с Наташкой попрощаться. Надо бы еще к девчонкам со склада тоже попрощаться зайти. И к фасовщицам. Она с ними дружно жила. О! Вот как раз чьи-то каблуки в сторону их закутка цокают. Наверное, кто-то из девчонок бежит. Прослышали уже про ее подвиг…

Дверь широко распахнулась, и они с Наташкой дружно повернули головы навстречу вошедшей женщине. Лесе женщина была незнакома, и она с удивлением перевела взгляд на Наташку, поскольку та довольно странно то ли вскрикнула, то ли икнула испуганно. И зажала рот ладошкой. И выпучила глаза так, будто ожидала, что вошедшая кинется на нее с кулаками.

— Привет, дочь! Ты чего на меня так уставилась? Я не вовремя, что ли? — хохотнула вошедшая к ним в закуток дама, плюхнувшись на стул перед Наташкиным компьютером. И тут же добавила скороговоркой: — Да я ненадолго, не волнуйся… Вот, ехала мимо, решила посмотреть, как ты на новом месте устроилась. Не ахти, конечно… — провела она быстрым взглядом по серым обшарпанным стенам комнатушки, — бедненько тут у вас, очень бедненько…

— Мам, прекрати… — испуганно просипела Наташка, старательно пряча от Леси лицо за монитором. — Зачем ты вообще приперлась, господи?..

— Как это — зачем? Говорю же, посмотреть! Должна же я знать, в каких условиях на сей раз моя дочь трудится! — перевела веселый жизнерадостный взгляд в сторону Леси женщина, будто приглашая ее к разговору. — Кто его знает, сколько этот проклятый кризис продлится? Может, тебе придется здесь долго работать? С местами-то сейчас не ахти…

— Да. Не ахти. В этом вы правы, — холодно и грустно улыбнулась ей Леся. Потом добавила тихо: — И правда, зачем вы вообще сюда приперлись? Я бы ушла и не знала ничего… А так…

— Ничего себе! — возмущенно подпрыгнула на стуле дама, тряхнув круглыми розовыми щечками. — Кто вас вежливости учил, девушка? Что значит — приперлись? Кругом одно хамство! Ладно еще от родной дочери, это можно стерпеть, а от постороннего я не стану!

— Мам, заткнись, а? — то ли проныла, то ли простонала из-за монитора Наташка. — Заткнись, я прошу тебя…

Вздохнув, Леся кинула прощальный взгляд на красотку в шезлонге, потом посидела еще минуту, низко опустив голову и будто ожидая Наташкиных объяснений. Наташка подавленно молчала, поджав губы и низко опустив голову. Мама ее тоже молчала, глядя на дочь потерянно, чувствуя ее крайнее напряжение. Лесе даже ее жалко стало — не хотела бы она попасть в такое неудобное положение. И тут же она одернула себя насмешливо: давай-давай, еще раз Наташку пожалей. Ты же у нас добрая-съедобная, так что давай, выдай очередную порцию душевного сочувствия.