— Ага. Она у тебя не Соня, она Святая Магдалина. Что ты заладил одно и то же, ей-богу? Ничьих жизней я не ломал. Она ж сама тогда за мной потащилась, как овца.
— Ага. И сама под глазок камеры легла. И сама кассету в телевизор вставила. Каприз у нее такой был — позору на свою голову поиметь немного. Да? А потом еще и жить с этим позором, носить его в себе камнем. Эх, да что с тобой говорить… Ты же чудовище, ты отморозок, ты про чужую душевную боль ничего не понимаешь…
— А у овцы бывает душевная боль? Это что-то новенькое. Этого я действительно не понимаю, ты прав. Я по другим законам живу. Если где-то есть овца, для нее обязательно волк природой приготовлен. А иначе гармония нарушается, сынок.
— Не называй меня сынком. И вообще, хватит разговоров. К чему они? Ты ж меня все равно не слышишь. Да если бы даже и услышал… Все равно. В общем… прощай. Ухожу я.
— Погоди…
— Да некогда мне годить. Дел по горло. Надо еще с Анькой разводиться, надо новую работу искать.
— В автослесари пойдешь? — тихо проговорил Командор, изо всех сил стараясь выпятить наружу остатки язвительной холодности. Из-за этого старания она и получилась довольно кислой, как серый февральский ветерок, изображающий из себя злобную крещенскую вьюгу.
Андрей ничего отцу не ответил. Резко развернувшись, решительно пошагал к двери. Казалось, будто он и дверь отцовского кабинета собирался открывать лбом, как упрямый и сильный бычок, идущий напролом препятствию. Да и то — негоже бычкам таких препятствий бояться. Каждому — свое. Кто-то в эту дверь хитростью ломится, а бычкам волчьи игры ни к чему. Им бы к земле да к овцам поближе пристроиться. Зеленая трава на лугу — она для всех трава. Не устрицы свежие, конечно, но тоже еда, между прочим.
— Постой! — уже в дверях ткнулся ему в спину грозный отцовский окрик, но Андрей так и не обернулся, и тем более не услышал брошенного ему вслед с раздражением: — Хотя бы ключи от машины забери, идиот.
Бросив на стол так и не востребованную связку ключей, Командор нервно сплел пальцы и вывернул ладони чуть вперед, так, что пальцы затрещали надрывно и незнакомо. Он даже вздрогнул от этого унылого звука — сроду такого неврастенического жеста за собой не замечал.
Нет, каков идиот, этот его сынок! Простота неблагодарная, тварь невоспитанная, лохомань подзаборная. Сволочь. Придурок. Имбецил. Шизофреник.
Сзади тихо скрипнула входная дверь, и Командор снова вздрогнул, обернулся радостно.
В дверях стояла красивая Наташа. Улыбалась в точно выдержанной и правильно обустроенной секретарской манере, ловила глазами его душевный настрой. Настроя тебе захотелось, значит? Что ж. Сейчас ты его получишь…
— Пошла вон отсюда, тварь продажная.
— Что? — опешила Наташа, моргнув длинными нарощенными ресницами.
— Пошла вон. Вон пошла! Проститутка. Чтоб я тебя не видел здесь больше. Никогда! Вон! Без выходного пособия. Тварь. Дешевка продажная. Подстилка рыночная.
За Наташей давно уже закрылась дверь, а он все никак не мог остановиться, до хрипоты изрыгая из себя ругательства. Потом, захлебнувшись, замолчал, будто вынырнул из горячей бездны, задышал часто, отер испарину со лба.
Нет, надо что-то с собой делать, так больше нельзя. Может, психоаналитика грамотного нанять? А может, сразу психиатра? Или геронтолога для борьбы с возрастным неврозом? Надо что-то делать, что-то срочно предпринимать. Бежать от тоски, от неожиданного и унизительного сыновнего «прощай». Да как он посмел, идиот? Отродье неблагодарное, свинопас нищий.
Верткий красный «Пежо» с готовностью притормозил около голосующего Андрея, гостеприимно распахнулась дверца.
— Тебе куда, мужик? — весело спросил водитель.
— На Восточную, новый дом напротив рынка, желтый такой, знаешь?
— Садись, поехали.
Андрей плюхнулся на переднее сиденье, выдохнул тяжело, как после долгой пробежки.
— Что, мужик, проблемы? — выруливая от обочины и пристраиваясь в ряд машин, сочувственно спросил водитель.
— С чего ты решил, что у меня проблемы? — удивленно повернул к нему голову Андрей.
— Так по роже видно… У тебя на лбу крупными буквами написано, что разговор тебе крепкий предстоит. С женой разводишься, да?
— Откуда ты?.. А впрочем, действительно так. Развожусь, брат. Точно.
— А зачем? Другую бабу завел, что ли?
— Ага. Завел. Вернее, полюбил.
— Ну и дурак. Уходить-то зачем? Ну, понравилась другая, бывает. У меня, например, знаешь как? У меня что ни день, то разная баба нравится. Иногда так нравится, что колбасить во все стороны начинает, глупости всякие делаю. И что мне теперь, каждый день новую семью заводить? У меня и так уже третья.
— Да нет… Это не то. Я ж говорю — полюбил.
— А какая разница? Я тоже всех люблю.
— Слушай, чего пристал? Везешь — вези. Раз возишь за деньги. Смотри, зеленый уже горит.
— Да вижу, вижу… Уж и поговорить нельзя… — вздохнул парень и грустно посмотрел на Андрея. Помолчав немного, сердито добавил: — Вовсе не нужны мне твои деньги! Мне, может, просто рожа твоя родной показалась? Стоишь на дороге, граблями машешь… Ну, думаю, наш человек. А ты… Какие нервные все стали…