Любовь не ржавеет

Но нужно же было с кого-то начинать! Из всех присутствующих на празднике наиболее подходящей личностью на кандидатуру убийцы мне казался Михаил. Тут сыграл свою роль и рассказ Марины Ивановны о непростом жизненном пути младшего Колькиного брата, и кража денег из кабинета и его угроза убить Щапова, которую я слышала собственными ушами. Я совсем не исключала, что где-то в прошлом их со Щаповым дорожки пересекались и у того был припасен на Мишку компромат.

Я уже подошла к свой калитке и взялась за щеколду, как сзади раздался обиженный голос:

― Настя, что это ты идешь мимо и не здороваешься?

Оглянувшись, увидела укоризненно глядящую на меня поверх забора Колькину мать.

― Тетя Сима! ― обрадовалась я. ― А Николай сказал, вы в деревне!

― Правильно сказал! Месяц в деревне гостевала, а сегодня вернулась. Внуки по матери соскучились, да и самой домой захотелось.

― Как я рада вас видеть!

― Ну, коль рада, так пойдем ко мне. Посидим, чаю попьем, посудачим. Расскажешь, как ты там в своей столице поживаешь.

На веранде за большим обеденным столом рядком сидели, как когда-то мы с Колькой, двое ребятишек. Мальчику было лет шесть, и выглядел он таким же крепеньким и белобрысым, как старшие Сипягины. Девочка была немного поменьше. Темненькая, хрупкая, с огромными глазами, она очень походила на Михаила. Перед каждым лежал альбом и коробка с цветными фломастерами. Загородившись локтем от сестры и высунув от чрезмерной старательности кончик языка, мальчик усердно рисовал в своем альбоме. Девочка стояла коленями на соседнем стуле, норовила заглянуть в рисунок брата и ныла на высокой ноте:

― Ну, покажи... Ну, что ты такая вредина... покажи...

Не успели мы ступить на веранду, как она кинулась к бабушке с жалобой:

― Ба, он опять не хочет со мной играть! Все прячет и дразниться!

― Господи, как я от вас устала! Ну, почему вам мирно не живется! ― в сердцах воскликнула тетя Сима, легонько шлепнула по тощей попе и приказала: Марш на место! Мне с тетей поговорить надо.

Внучка, как всякий балованный ребенок, на бабушкины слова не обратила ровно никакого внимания, уткнулась лицом ей в колени и, исподтишка кося темным глазом в мою сторону, спросила:

― А она кто?

― Соседка наша. Я Настю знала ещё в те времена, когда она была такой же, как ты.

Девочка недоверчиво хихикнула, поглубже зарылась носом в широкую бабкину юбку и, конечно, не поверила, что эта здоровая тетка была когда-то маленькой.

― Иди, иди, не вертись под ногами. Вон, возьми альбом и карандаши, что дядя Коля тебе подарил, и порисуй. Дай спокойно поговорить с человеком, ― проворчала тетя Сима, но по тому, как нежно при этом гладила внучку по голове, видно было, что она её обожает.

Девочка подбежала к столу, схватила свой альбом и сунула его мне:

― Порисуй.

― Что нарисовать? ― расплылась я в улыбке, умиляясь детской непосредственности.

― Кролика нарисуй, ― приказала она, устраиваясь поудобнее у меня на коленях.

В следующую минуту я осторожно прижимала к себе худенькое детское тельце и с большим вдохновением рисовала кролика. Он, к сожалению, выходил не очень красивым и чрезмерно упитанным, но зато держал в лапах огромную морковку. Юную заказчицу недостаток моего умения ни капли не смущал, она помогала советами и одобрительно подбадривала, когда я пыталась воплотить их в жизнь. Я охотно починялась её приказам, пририсовывая кролику то бант на шее, то шляпу и получала от этого не меньше удовольствия, чем ребенок.

Это занятие не мешало, однако, вести неторопливую беседу с тетей Симой, которая примостилась напротив и с умилением глядела на нашу парочку.

― Я смотрю, тетя Сима, у вас все отлично. Сыновья в люди вышли, работают, ― заметила я мимоходом, увлеченная прилаживанием несчастному кролику огромных сапог.

― Твоя правда, грех жаловаться. И дети на ноги стали, и внуки появились, ― охотно поддакнула соседка.

― Трудно с молодыми жить?

Колькина мать улыбнулась.

― Нет! Мне с невесткой так повезло, что сама себе временами завидую. Таня у нас душевная, работящая. Как я не сопротивлялась, она все по дому на себя взяла. Говорит, Вы свое отработали, теперь моя очередь. Мне только и остается, что детьми заниматься. Правда, нелегко ей приходится, она ж ещё и работает. Иной раз не утерплю, махну рукой на все запреты, да и сделаю кое-чего. Уж как она тогда обижается, рассказать невозможно, ― делилась тетя Сима, а глаза так и сияли от счастья.

― Михаил помогает?

― Когда ему? ― тут же вскинулась соседка. ― Он ведь до недавнего времени на двух работах трудился. У него семья, двое деток. Их прокормить надо.

― Да? ― несказанно удивилась я, ведь по моим сведениям Михаил себя работой особо не утруждал.

Тетю Симу мое недоверие немного обидело, и она принялась горячо доказывать: