Любовь не ржавеет

― В настоящий момент данный факт не имеет ровно никакого значения и не это должно тебя заботить, ― сурово напомнила я собственному отображению и для пущей убедительности строго свела брови к переносице.

В результате стала похожа на учительницу начальных классов, прошедшую суровую школу жизни и готовую бесстрашно войти в класс с сорока разбушевавшимися сорванцами. Чтобы закрепить этот образ убрала со лба челку и повязала голову белым с голубым узором шарфом. Еще раз посмотрела на свое отражение и пришла к выводу, что сделала это совершенно зря. Теперь стала походить на бледного худосочного подростка с огромными глазами в пол лица.

― Ну и пусть, зато голову не напечет, ― раздраженно пробормотала я и, чтоб больше не мучиться, быстренько выскочила на улицу.

Вертясь перед зеркалом, сама не заметила, как потратила массу времени, поэтому на работу явилась запыхавшаяся и позже обычного. Прихватив у охранника газеты, вихрем ворвалась в приемную и только тут вспомнила, что Николая не будет весь день. Он ещё накануне предупреждал, что поедет на объекты и на работе не появится. Я с облегчением опустилась на стул и выпустила воздух через плотно стиснутые зубы. Не то чтобы боялась получить нахлобучку за опоздание. Чего бояться, если своего начальника иначе, как друга детства, не воспринимала? Тут дело было в другом. С ранних лет я отличалась дисциплинированностью, а годы педагогической деятельности развили во мне эту черту ещё больше, можно сказать, довели её почти до абсурда. Пунктуальность стала особенностью моего характера. Я терпеть не могу опаздывать, от этого у меня на весь день портится настроение, причем никакого значения не имеет, опоздала ли я на работу или просто на встречу с подругой.

Я успела напечатать несколько писем, позвонить в редакцию местной газеты и договориться о размещении нашей рекламы на продажу квартир в новом доме, когда в здании началась суета и хождение. До этого я никогда не работала в подобных конторах и представления не имела о царящих в них порядках. Меня удивляло, с какой скоростью сотрудники узнавали о том, что начальство отсутствует. Стоило Николаю уехать, как весть об этом моментально разносилась по кабинетам и тихие до того коридоры вдруг наполнялись людьми. Мужчины толпились на крыльце и курили, женщины суетливо сновали из комнаты в комнату и ни один человек не работал. Вот и теперь в приемную заглянула разбитного вида девица, которую я уже мельком встречала на втором этаже, и бойко поинтересовалась, не найдется ли у меня сигареты. Получив отрицательный ответ, скрылась так же внезапно, как и появилась.

Закончив подшивать бумаги в папку «Входящие», я поставила её в шкаф, с шумом захлопнула дверцы и вышла в коридор. Дневной охранник сидел на своем месте у входа и явно скучал. Газета, которую он держал перед собой, судя по всему его, не особо интересовала, и читал он её только оттого, что больше заняться было нечем.

― Если не ошибаюсь, именно вы дежурили в день убийства, ― сказала я, останавливаясь против него.

Охранник опустил газету на колени, и в полных сонной лени глазах промелькнула искра интереса.

― Точно. В тот день моя очередь была, ― охотно откликнулся он.

― А вечер, когда все произошло, хорошо помните?

― Еще бы! Никогда такого не ожидал. Солидная фирма, приличные люди и вдруг ― убийство!

― Не скажете, где вы находились, когда все гости Николая Яковлевича собрались в столовой?

Он пожал плечами:

― Здесь и был. Татьяна вынесла мне поесть, я сидел и ужинал.

― Значит, видели, как из зала выбежала Инна?

― В как же? Конечно! Еще удивился, что это могло её так расстроить. Вообще-то, она девушка впечатлительная и часто ходит грустная. Бывали у неё и глаза заплаканные... но это давно, весной еще. Но такой никогда её не видел. Вылетела, слезами захлебывается, заскочила в туалет и там закрылась.

― Марина Ивановна тоже туда пошла?

― Нет, бухгалтерша вышла на крыльцо, постояла немного и вернулась в зал. Она не видела, куда дочка делась, а я говорить не стал. Чего лезть, когда не спрашивают? Тем более, Марина женщина резкая, можно ненароком и на грубость нарваться.

― Когда Инна покинула туалет, куда пошла?

Он пожал плечами:

― Вот этого не знаю. Я уже поел и вышел на улицу покурить. Оказалось, у меня сигареты кончились, прошел до углового магазина, купил пачку. А когда вернулся, поднялась суматоха с убийством, тут я вообще про Инну забыл.

― Ясно. Спасибо за информацию, ― кивнула я, а он вдруг спохватился:

― А в чем дело? Зачем спрашивали?

― Да так! Кое-что выяснить хотела, ― бросила я на ходу и, стараясь избежать дальнейших вопросов, устремилась к приемной.

Ближе к обеду, когда я совсем извелась от одиночества, приемную вплыла красная, распаренная Марина Ивановна и с ходу начала жаловаться на жару. Сообщив, что такого зноя не помнит с дней своей молодости, она перешла к собственному самочувствию. По её словам, раньше жару переносила легко, теперь же годы не те и здоровье дает себя знать, поэтому предпочитает прохладу. Тут Марина Ивановна остановилась перевести дух и, наконец, вспомнила, зачем пришла: