Любовь – не сахар, сахар – не любовь (сборник)

– Безусловно, – милостиво разрешила Тася. – Привязанность отличается от любви так же, как чувство самосохранения от мании преследования. Первое – нормальный человеческий инстинкт, второе – уже болезнь. Ладно, вернемся к теме нашего разговора. Как вы относитесь к женщине, которая израсходовала вас и выбросила, словно использованный презерватив?

– Я убью ее! – вспыхнул он, неожиданно для самого себя.

– Если вы хотите убить не себя, а ее – это уже первый этап к выздоровлению, – деловито похвалила его врач. – Сконцентрируйтесь на этой мысли, обсосите ее со всех сторон, переварите и… выплюньте на фиг!

Тася вдруг залихватски рассмеялась.

– Потому что Мария здесь совершенно ни при чем. Она такая, какая она есть, и Бог ей судья. А на самом деле…

И нежданно, подпрыгнув на одной ножке и сотворив замысловатый пируэт в воздухе, врачиха радостно запела в голос:

И понапрасну не надо, разные причины не надо

Нам искать, конечно, не надо – нет их все равно!

Нет их все равно!

Любовь одна виновата, лишь она во всем виновата,

Лишь она всегда виновата – то-то и оно!

То-то и оно!

День пятый

– Быть может, искать истину в любви так же глупо, как в вине. Но если у меня будет выбор умереть от любви или от алкоголизма, цирроза печени или заворота кишок, я все-таки предпочту любовь. Потому что любовь выше правды, истины и боли! – торжественно пробубнил он.

– Очень хорошо, что вы пытаетесь высказаться, – кивнула белотканая Тася. – После этого у больных всегда наступает заметное облегчение.

– Ради любви люди совершали великие подвиги! – не унимался Виктор. (Он думал всю ночь и теперь бился в припадке патетического вдохновения.)

– Угу, – фыркнула врач, – а также вешались, стрелялись, топились, убивали друг друга и проводили месяцы, а порой и годы в страшных душевных муках.

– От любви умирали лучшие люди!

– Это было не лучшее, что они сделали.

– Писатели и поэты создавали великие произведения!

– И, между прочим, оказывали тем самым медвежью услугу всему прогрессивному человечеству. Благодаря их нездоровому литературному романтизму, мы до сих пор идеализируем Хосе, убившего Кармен; Рогожина, зарезавшего Настасью Филипповну; Отелло, задушившего Дездемону, и Ромео и Джульетту, которые покончили жизнь самоубийством. Хотя, если бы первый задумался хоть на три минуты, вторая успела бы проснуться, и они оба жили бы долго и счастливо.

– Вы хотите низвести на нет всю мировую литературу! – Он бунтовал.

– Зачем же? – спокойно возразила она. – Именно писатели и поэты первые поняли, что к чему. И начали говорить об этом прямо или косвенно. Вся любовная лирика кишит словами «любовная горячка», «любовное безумие», «что сумасшедший, что влюбленный – одно и то же». А Марсель Пруст даже описал историю любви своего героя как историю болезни.

– А вы неплохо разбираетесь в литературе, – отозвался Виктор. И, тормознув от удивления, незамедлительно лишился своей трибуны.

– Профессия обязывает, – польщенно похвасталась Тася и тут же кинулась его просвещать. – Поэзия может быть превосходной лечебной терапией. Это называется сублимация. Больной перерабатывает застоявшуюся сексуальную энергию в творческий продукт. Одна моя подруга, после того как прошла у меня курс, пишет по роману каждый раз, когда у нее появляется непреодолимое желание трахаться.

– Мне жаль вашу подругу, – брезгливо отрезал он.

– А по-вашему, быть блядью лучше, чем писательницей? – взъерепенилась Тася. – И хорошо еще, если блядью. Ведь обычно женщина сначала раздвигает ноги, а потом накладывает на себя руки. Потому что где-то посредине обязательно влюбится в того, с кем спит.

– Но секс – это здоровье, – искренне возмутился Виктор.

– А жизнь дороже, – отбила Тася и привычно поправила свою аккуратную шапочку. (Виктор заметил, что она делает это каждый раз, когда хочет казаться важной.)

– Но, к сожалению, такое лечение не всегда применяется вовремя даже профессионалами, – продолжала она, серьезно насупившись. – Вот Маяковский застрелился, когда Вероника Полонская отправилась на репетицию, вместо того чтобы остаться и потрахаться с ним. И подумайте, сколько человечество вздыхало, что современная медицина уже располагает средствами, чтобы вылечить Пушкина от ранения на дуэли. А кто подумал о бедняге Маяковском? Хотя, попадись он мне в руки, я бы тут же воскресила людям гения. Да и скольких суицидальных писателей и поэтов можно было вылечить от несчастной любви и тем самым сохранить им жизнь?

– Маяковский уже исписался, – хмуро заметил Виктор.

– Правильно, – с готовностью согласилась она. – Иначе он бы не стрелялся, а сел и написал прекрасный оптимистический стишок: «Ах ты, сука, ушла от меня…» Но если Владимиру Владимировичу нам уже ничем не помочь, вас еще рано списывать со счетов. Скажите, вы все еще страдаете?

– Конечно, – буркнул он.