— Боюсь, недоверие — наша с вами общая беда, — пробормотала я, снова вернувшись к куполу и невидяще уставившись на стены гигантской пещеры, в которой, несмотря на поздний час, все еще кипела жизнь. — И поэтому я должна попросить у вас прощения. За своих сестер. За мое собственное неверие. Я, как и обещала, сделаю все, чтобы вам помочь, но и вы должны понять: предсказания всегда спонтанны. И нельзя видеть будущее по заказу.
— Я понимаю, — глухо сказал моран, подходя ближе. — И тебя прекрасно понимаю тоже… так что считаю необходимым в ответ принести извинения. Возможно, я был слишком настойчив и скрытен, когда требовал встречи с настоятельницей. Возможно, это ввело твоих сестер в заблуждение, и в конечном итоге я сам спровоцировал их отказ. Но сейчас… знаешь, я даже рад, что так получилось. Ведь если бы мне помог кто-то из них, ты бы никогда сюда не пришла. И я бы так и не узнал, что ты вообще существуешь.
Почувствовав на макушке горячее дыхание, я с замиранием сердца обернулась и замерла, обнаружив, что моран снова находится непозволительно близко. Волнующе близко… И невероятно опасно… К тому же на этот раз на нем не было доспеха, и сквозь легкую ткань саала я впервые чувствовала не холод металла, а ровное биение его сердца. Ощущала не прикосновение жесткой перчатки, а впервые узнавала неожиданную мягкость его сильных пальцев. И с наслаждением впитывала то самое живое тепло, о котором с затаенной надеждой думала всего несколько часов назад.
И вновь мы стояли, глядя в глаза друг другу и высматривая что-то незримое, но при этом невероятно важное. Снова, как тогда, в пещере, чувствовали, что все-таки есть… есть между нами какая-то связь, которую невозможно увидеть или описать словами. Кажется, только сейчас я смогла ощутить ее в полную силу. Когда склонившийся надо мной моран, временно передавший власть родному брату, оказался абсолютно беззащитным. Когда его пальцы осторожно, словно боясь причинить боль, погладили мою заалевшую щеку. И когда его губы, дрогнув в слабой, какой-то вымученной улыбке, так же бережно и осторожно прижались к моим.
Всего на миг. На краткую долю секунды, за которую я успела и запаниковать, и испугаться, и облегченно выдохнуть, неожиданно осознав, что бояться больше не надо. А потом наконец сдалась и охотно прижалась к нему, окончательно признавая за ним право меня обнимать, целовать, беречь. На бесконечно долгую и томительно сладкую вечность, из которой я при всем желании не сумела бы самостоятельно выбраться.
— Почему? — с горечью прошептал владыка, внезапно разорвав поцелуй и с болью всмотревшись в мои затуманенные глаза. — Ну почему отец не назвал тогда твоего имени?!
Я слегка отстранилась, но не стала разрывать объятия. Лишь опустила веки, чтобы не выдать охватившего меня смятения.
— Ему же повезло узнать свою пару! — так же горестно простонал моран. — Он понимал, как это важно, но никогда не сообщал деталей, утверждал, что моран не способен ошибиться в выборе. Да, я почувствовал твой запах и был уверен, что выбрал правильно! Но всего одно прикосновение, и ты едва не погибла… всего одна нелепая оплошность, и я едва тебя не потерял!
Я вздрогнула, но и сейчас не пожелала отойти, жадно впитывая последние крохи тепла, которых никогда больше не будет.
Таалу сказал правду — то касание едва не стало для меня последним. И уже одно это, как бы мне ни хотелось обратного, полностью исключало для нас возможность быть вместе. Правда или нет, но я — не его пара. Мы оба это прекрасно знали. Но хотя бы себе я имела право признаться, что была бы рада, если бы все сложилось иначе.
К несчастью, мы, ведьмы, редко влюбляемся без последствий. Сначала долго медлим, умышленно держим дистанцию и без конца проверяем и перепроверяем своего избранника, прежде чем окончательно открыться.
Я не обо всем рассказала Таалу, когда он спрашивал о наших традициях. Но и не обманула в том, что мужчину, который рискнет заключить брачный союз с белой ведьмой, будет ждать долгая и безбедная жизнь. И именно ему достанутся вся страсть и нерастраченная нежность женщины, которую с раннего детства приучали к мысли, что она должна любить.
Об этом мало кто знает, но наша сила кроется именно в этом — мы должны… по долгу службы просто обязаны любить: свой мир, живущих в нем людей и нелюдей, должны помогать страждущим, исцелять болящих, постоянно тратить переполняющую нас благодать и всегда, каждый день, делать это… да-да, именно с любовью. Причем чем больше мы способны ее излучать и чем более искренни наши чувства, тем эффективнее воздействие и тем выше наше положение в храме.
Наверное, в чем-то это даже неплохо. И не зря говорят, что любовь творит чудеса, однако у нее, как и у всего в мире, есть своя оборотная сторона.