Любовь по-французски. О чем умолчал Дюма

Людовик по-прежнему был привязан к де Люиню, хотя, кажется, начал ощущать, что его фаворит не вполне справлялся с возложенными на него задачами. Этого ощущения был совершенно лишен де Люинь, который продолжал грести под себя все, что мог. В январе 1621 он извлек на свет Божий старое обещание короля сделать его коннетаблем – главнокомандующим всеми военными силами Франции. Это обещание было дано королем, когда в мае 1617 года он хотел выдать за него замуж свою сводную сестру, мадмуазель де Вандом, и та сочла этот брак унизительным для себя. Людовик надеялся вынудить ее изменить свое решение, пообещав возвести жениха в звание коннетабля. Но ничто не могло поколебать спеси дочери Генриха IV и Габриэль д’Эстре, и проект, так сказать, был положен под сукно. На сей раз король согласился удовлетворить просьбу фаворита и был весьма удивлен, когда его министры единогласно во вполне уважительной форме заметили, что этого звания более достоин герцог Ледигьер. Но Людовик не мог обидеть своего любимца и вынес поистине соломоново решение: де Люинь, несмотря на его полную воинскую неспособность, получил 2 апреля 1621 года шпагу коннетабля, а де Ледигьер был назначен главнокомандующим действующими войсками, т. е. его облекли правом фактического командования военными действиями. Надо сказать, что, невзирая на более чем почтенный возраст в семьдесят восемь лет, герцог де Ледигьер своими дальнейшими деяниями доказал полную пригодность для успешного ведения военной кампании.

Но де Люиню подвернулась удобная возможность заполучить еще одно высшее звание. 4 августа скоропостижно скончался Хранитель государственной печати, и фаворит уцепился за возможность заполучить себе и эту высокую должность. Ему чрезвычайно хотелось посадить на нее одного из своих братьев, но он понимал, какое это может вызвать неудовольствие; в то же время де Люинь чувствовал, что должность может отойти к человеку, настроенному против него. Поразмыслив, он попросил короля назначить его на эту должность временно. Уже 7 августа король передал ему печать в присутствии множества придворных и магистратов. Ненасытная жадность де Люиня вызвала оторопь даже у видавших виды придворных. Эта необузданная алчность начала напоминать им окончание эпохи правления Кончини. Смутное предчувствие скорого падения фаворита заставило некоторых, наиболее дальновидных, вельмож отстраниться от него.

Появились и признаки того, что меняется отношение короля к своему любимцу. Сохранилось свидетельство, как в марте 1621 года Людовик ХIII увидел фаворита, входившего в галерею Лувра в сопровождении толпы придворных, и заявил своему спутнику:

– Смотрите, Бассомпьер[26], вот идет король! – С января 1621 года он часто, говоря о фаворите, называл его не иначе как «король Люинь». Похоже, что отношения между ними изменились и уже были не такими, как прежде. Обычно приводят и другие слова, сказанные Бассомпьеру королем:

– Вы его не знаете. Он считает, что я должен ему слишком много, и хочет держаться королем; но я, пока жив, буду чинить ему всяческие препоны.

Выше было частично описано, в каких условиях формировался характер короля. Обстоятельства его детства и отрочества, давление матери сделали Людовика молчаливым, скрытным, подозрительным, заставляли быть всегда начеку и быть способным на любую подлость. У него на всю жизнь сохранилась любовь к охоте, причем к ее кульминационному моменту: в то время как остальные загоняли зверя, он с тайной радостью и наслаждением садиста всаживал шпагу в бок животного. Так же внезапно он решал судьбу кого-то, попавшегося ему под горячую руку в минуты раздражения: виновного ожидало наказание, намного превышавшее степень его вины и не подлежащее смягчению. Только де Люинь иногда – но не всегда – мог уговорить его смягчить наказание. Примечательно, что писал по этому поводу Ришелье: «Короли должны быть строги и пунктуальны в наказании тех, кто нарушает политику их королевства, но они не должны находить в этом удовольствие». Если кто-то обманул Людовика или пытался сделать это, он затаивал к нему глубокую ненависть, тем более опасную, что он не выдавал ее до того самого момента, когда проявит ее самым неожиданным и ужасным образом.