Любовь по-французски. О чем умолчал Дюма

Великое событие свершилось, и, как сообщал все тот же венецианец Контарини, «говорят, что король проявил себя молодцом. Этой ночью он воздал большие проявления любви и верности королеве и желает „делать детей“». Все дипломаты кинулись поздравлять де Люиня. После этого Эроар регулярно отмечает в своем журнале визиты короля к супруге.

10 февраля вышла замуж за герцога Савойского родная сестра короля, тринадцатилетняя Кристина, и король вновь присутствовал в спальне сестры при фактическом осуществлении брака, после чего отправился к королеве. С января 1619 года по декабрь 1621 года (смерть де Люиня) между супругами устанавливаются прочные интимные отношения, и одновременно промежутки между встречами Людовика с де Люинем становятся все более длительными. Фаворит же вовсю занимается обогащением себя и своей родни. Из Прованса прибыла истинная туча родственников, зачастую самая настоящая седьмая вода на киселе. Это было сущее нашествие, однако же каждый из его участников получил свой кусок от пирога, либо собственность, либо высокие должности и воинские звания. Обычно приводят высказывание Ришелье в его мемуарах: «Не было ни одного места во Франции, которое Люинь и его приверженцы не пытались бы купить, и если они не могли его приобрести, они захватывали его силой. Так они заполучили в собственность до восемнадцати наилучших укреплений, направляя подразделения во всех направлениях: полки в провинции, солдат в Венсенский лес; кампания за кампанией они получали гвардейские полки и даже легкая кавалерия короля стала принадлежать им. В конце концов, если бы всю Францию выставили на продажу, они бы купили ее за счет самой Франции». Де Люиня обуяла великая жадность, он подбирал все, что даровал ему король: должности, звания, ордена, деньги… Состояние казненной Леоноры Галигаи составляло около 15 миллионов ливров; по подсчетам историков, де Люинь всего за пять лет сумел набрать в два с лишним раза больше.

То ли потеряв чувство меры, то ли сочтя себя всемогущим, он начал требовать у Людовика новых милостей. Когда его земли в 1619 году получили статус герцогства-пэрства, де Люинь счел, что достоин звания рыцаря ордена Святого Духа, высшей награды французского королевства. Людовик согласился и возвел в это рыцарское звание помимо него еще 59 человек, которые все были друзьями фаворита. Венецианский посол описывал, как после обряда посвящения де Люинь расположился в помещении, соседствующим с часовней, и новоиспеченные рыцари один за другим подходили к нему с благодарностью…, «сие выглядело так, что они были обязаны за сие не королю, а ему». Не тогда ли зародилось в душе Людовика первое зерно зависти, самой сильной страсти этого помазанника Божия, к человеку, с которым он все еще был связан очень тесными узами?

Горечь французского общества вызвало то, что де Люинь поддержал династию Габсбургов в войнах против протестантов Богемии и Северной Германии (напоминаем, что во Франции проживало значительное количество протестантов-гугенотов). Когда в 1618 году началась эта Тридцатилетняя война, французы колебались, какую же из сторон поддержать. Традиционное соперничество с династией Габсбургов говорило в пользу вмешательства на стороне протестантов (таковым до перехода в католичество был король Генрих IV). Тут следует напомнить, что Людовик ХIII получил строгое католическое воспитание и был намерен поддержать императора Священной Римской империи Фердинанда II Габсбурга. Правда, де Люинь попытался сделать жест в сторону протестантов, предложив выдать сестру короля, принцессу Марию-Генриэтту, замуж за принца Уэльского, протестанта, сына английского короля Иакова I, однако не встретил понимания за Ла-Маншем. Постепенно против него накапливается недовольство, его считают неспособным, амбициозным, жадным, неблагодарным, эгоистичным, нелояльным королю. Папский нунций Корсини счел его «совершенно таким же неспособным для управления дел, как и его предшественник Кончини. Он неразумен (в своих высказываниях), непоследователен, некомпетентен…». Еще более жестко высказался венецианский посол Контарини: «Необходимо снабдить сведениями и обучить де Люиня, поскольку у него нет никакого представления об управлении государством. Думаю, что я не совершил ошибки, беседуя с ним с той вольностью, которую я осмелился взять на себя, тем более что он обладает чрезвычайно редкостной наивностью и принимает все за чистую монету».