Любовь по обмену

– Разве занятия не отменят? – интересуюсь.

Глаза Зои блестят. Я вдыхаю ее вместе со счастьем. Втягиваю ноздрями воздух вперемешку с запахом шелковистых волос и нежных цветочных духов.

– Нет, – она смеется, – даже в мороз не отменят.

– Как так?

– Это Россия, детка.

Ох уж мне эта фраза!

Стону, как подбитый зверь, но ничего не поделаешь: приходится идти в дом и собираться на учебу.

Зоя

Мой американец все-таки заболевает и к утру следующего дня сваливается с высокой температурой. Прежде чем уйти на учебу, слежу, чтобы он принял все лекарства.

– У нас, когда болеют, идут к врачу, – кряхтит он, укрываясь одеялом на диване в гостиной.

– А у нас идут в аптеку, – смеюсь я. – И если уж за четыре-пять дней не спадет температура, тогда только к доктору.

– Как вы выживаете? – интересуется Джастин.

– Да нормально.

Потом мы еще пять минут спорим, куда засунуть градусник: в рот или под мышку. В итоге он соглашается на второй вариант. По-русски так по-русски.

Ухожу. Целый день мы с ним остаемся на связи. А когда возвращаюсь, застаю Джастина хмурого, напряженного, сидящего закутанным в одеяло и с пультом в руке.

– Как ты? – бросаю учебники и одежду в коридоре и спешу к нему.

Падаю рядом, тяну руки, но он неотрывно смотрит в телевизор, на котором включен двадцатичетырехчасовой новостной канал.

– Там, – он облизывает губы и прокашливается, – я целый день смотрю…

– И?.. – беру пульт, переключаю на другой канал. – Чего ты там насмотрелся?

Лицо Джастина пылает. Он складывает руки в боевую позу, возвышаясь надо мной, и разглядывает так, будто его предали.

– У вас все по-другому показывают! – говорит раздраженно. – Неправильно!

Я улыбаюсь, устало опускаю плечи.

– Ты удивлен?

– Я… нет… но… – теряется американец. – Это же все неправда!

– А где правда, Джастин? – кладу ладонь на его коленку, поглаживаю. – Истина всегда где-то рядом. Разве не так? Всегда где-то посередине между точками зрения двух стран.

– Но так неправильно! – приподнимается он. – Вас обманывают!

– А вас? – почему-то его возмущение кажется мне ужасно милым. – В новостях всегда что-то преувеличивается, что-то преуменьшается. Разве ты не слышал, что у нас здесь империя зла, которая хочет поработить полмира? – улыбаюсь, когда парень оседает обратно. Накрываю его ноги одеялом. – И как? Сколько зла ты здесь увидел, Джастин? А? – присаживаюсь ближе, приникаю лбом к его плечу. – Неужели мы с тобой еще и из-за политики будем ссориться? Ты знаешь меня, я знаю тебя. Мы понимаем друг друга.

– Да, – неохотно соглашается он.

– А внешний враг – это всегда удобный способ отвлечь внимание от внутренних проблем. Так пусть эти напряжение и негатив достаются политикам, ладно? Пусть они дерутся и делят что-то между собой, – провожу пальцем по его шее и радуюсь, что жар спал. – Любовь выше всего этого, понимаешь? – трусь носом о его кожу. – Между простыми людьми нет никакой вражды. И не должно быть. Люди умнее, чем кажется политикам, они все равно общаются, все равно любят друг друга, как бы их ни пытались разделить.

Он обнимает меня крепче, а я закрываю глаза, так и не спросив, что он хочет на ужин. Вырубаюсь от усталости, даже не убедившись, что ему не стало хуже. Мне просто так уютно в его объятиях. Так легко.

Джастин тоже мгновенно засыпает, отпустив все терзающие его проблемы и трудности. Мы вместе, и нам хорошо друг с другом. И не важно, кто из нас какой нации, каких придерживается религиозных или политических убеждений, на каком языке говорит и как был воспитан. Есть духовная связь, и ей неведомы, чужды все эти искусственные барьеры. Она свободна от предрассудков.

Мы свободны.

Еще есть взаимопонимание и уважение. Оно распространяется на всех, кто нам близок. Выражается даже в том, как мама, вернувшись с работы, заботливо накрывает нас пледом, а папа, отказавшись от просмотра вечернего матча, ставит громкость телевизора на минимум и приглушает свет, чтобы не будить.

На самом деле, границ не существует.

Ни для людей. Ни для чувств.

И твой дом там, где твое сердце.

Джастин

Тетя Люда просит меня посмотреть, сколько сегодня на градуснике. И хоть я учу русские названия цифр, все равно боюсь ошибиться. Буквально вчера вместо того, чтобы попросить ее «согреть воду», пожелал «сгореть в аду», так что несколько раз повторяю про себя прежде, чем произнести:

– Минус двад-цат шест!

Холодина!

– Я же говорю, потеплело! – радуется Зоя.

Помогаю надеть ей пальто. Удивляюсь, как в такой мороз она собирается поехать на мероприятие без шапки, но девчонка наотрез отказывается утепляться. Единственное, в чем она мне уступает, так это в том, что соглашается надеть сапоги и взять сменные туфли с собой.

Мы прощаемся с родителями и выбегаем навстречу подъехавшему такси. Садимся и едем, по пути рисуя на стеклах завитушки. Вечер накрывает город морозной пеленой. Зоя поправляет макияж, а я всю дорогу разглядываю ее и ворчу, что чертова помада мешает мне целовать мою девушку.