Любовь по обмену

– Как… – она взмахивает руками, – ты и Джастин. Вы…

– Что мы? – старательно изображаю невозмутимость. На моем лице ни один мускул не дергается. Полнейшая непоколебимость. Да из моего лица кирпич выходит получше реального кирпича.

– Мама же не слепая, – миролюбиво выдает она. – Зой, давай уж сознавайся.

Нас накрывает теплое, уютное молчание. Мы смотрим друг на друга и потихоньку расползаемся в улыбках.

– Так ты всё знала… – выдыхаю.

– Да. И папа.

– Папа? – подскакиваю на стуле. – О, бедный Джастин!

Закрываю рот ладошкой.

– Нет, – усмехается она, – ничего такого он не знает. Ни того, что вы по ночам по крышам шастаете, ни того, что милуетесь по углам.

Я медленно, как в мультиках, покрываюсь краской с ног до головы. Закипаю, как чайник. Боже, это же мама. Мама! И она говорит эти вещи, глядя мне в глаза. Интересно, об остальном она тоже в курсе?

– Он даже рад, что со Славиком покончено, – мама подвигает мне кружку с чаем, – а вот Джастинушку жаль. Хороший парень, мне нравится.

– Почему? – не своим голосом мычу я.

– Ну, как? Теперь папу ничто не останавливает. Возьмется он за американца, как за своего сына. Воспитывать будет.

– Только не это…

Джастин

Удивительная машина. Дороги нет, а она везет. На каждой кочке я подлетаю так высоко, что задеваю головой обшивку крыши. Дядя Миша обсуждает что-то важное на заднем сиденье со своим другом. Они громко переговариваются и по очереди отпивают из фляги. В ней какой-то напиток – наверное, чай.

На пассажирском сидит пёс с непроизносимым именем «Zyama», его тоже болтает из стороны в сторону, пока мы едем по бездорожью. Он только и успевает впиваться длинными когтями то в сиденье, то в переднюю панель.

В течение всего пути я недоумеваю, откуда же у пса столько слюны. Она капает прямо на резиновый коврик или брызжет в разные стороны на кочках, но ответ приходит сам собой и довольно быстро: собаку укачивает. Как только мы останавливаемся, пятнистый зверь с коричневой башкой выпрыгивает прямо через окно, и его долго рвет на траву. Затем пёс идет, шатаясь, к маленькому прудику неподалеку, чтобы попить.

Пока мужчины разбирают вещи, я оглядываюсь по сторонам. Несмотря на холод, осеннее солнышко ещё приятно ласкает кожу. Прохладный ветерок шелестит травой и опавшими листьями.

Гуляю, все разглядывая, пока дядя Миша со своим другом сети ставят и разводят костер. Собаке палку швыряю, он ее обратно приносит. Любуюсь, как по темным стволам деревьев скачут неуловимые солнечные зайчики. Разглядываю грибы, попадающиеся среди жухлой листвы.

– Уху ел! Уху ел! – спорят друг с другом мужчины.

Наверное, насчет ужина соображают.

А я читаю сообщение Зои и улыбаюсь. Делаю для нее несколько фотографий. Вот небольшой прудик, заросли какие-то возле него, вот лес, кустарник, вот маленькая деревенька вдалеке.

– Антидепрессант! – подает мне рюмку дядя Миша, когда мы собираемся посидеть возле костра в сумерках.

Нюхаю.

«О, знаем мы ваши антидепрессанты, пробовали».

Пытаюсь отказаться, но не выходит. Приходится пить. Меня хвалят. Сидим. Дым костра поднимается в небо. Красиво. На решетке жарится шашлык. Спокойно так на душе, мирно, безмятежно.

Друг дяди Миши веселеет с каждой новой рюмкой. Разговаривает все громче, размахивает ружьем, смеется. Пытаюсь спросить, когда начнется охота, и они оба стараются что-то объяснить. Догадываюсь, что на рассвете. Согласно киваю.

Спустя еще пару рюмок, мне становится совсем тепло и хорошо. Как ни странно, начинаю понимать почти все разговоры охотников. Отвечаю. Дискутирую. Спорю. Рассказываю анекдоты.

Вдруг слышится оглушающий хруст в кустах. Мужчины успокаивают меня тем, что это волк перед атакой кругами ходит вокруг своей жертвы – то бишь вокруг нас. Беру фонарь и вдруг вижу: два глаза из темноты на меня смотрят.

– Кабан. Можно не бояться, – объясняют мне охотники.

Ну уж нет. Даже Зяма мне на колени запрыгнул. Сидим, дрожим с ним. По сторонам опасливо оглядываемся.

Еще через пару рюмок я отказываюсь пить дальше. А то мне уже ничего не страшно. Ни кабан, ни медведь.

Вот и дяде Толе тоже. Мужчина встает, чтобы отлить. Идет в заросли, прислоняется к дереву, курит, дела свои делает. Тут Зяма у меня на коленях как заскулит! Смотрю: в траве кто-то серый, лохматый стоит, не крупный такой. Хрюкает. И вдруг как понесется галопом прочь.

Дядя Толя в этот момент как раз голову хотел почесать, а увидав его, со страху роняет окурок в широкий ворот своего свитера. Тут такой цирк начинается! Он с расстегнутыми штанами на колени падает, на пузе по земле катается, руками машет. Даже в той церкви, куда мы с Зоей на экскурсию ходили, никто так поклоны не отбивал, как этот усатый охотник. Пытался даже на голову встать, да не вышло. Кое-как вытряхнул, обжегся весь, но все равно ему весело. Ржет, сидит у костра.