Любовь по обмену

Потом мы едим мясо и дружно бежим ловить какого-то зверя: что-то черно-серое шевелится в кустах, и дядя Миша говорит, что это монстр местный. Хватает ружье, целится. Хорошо, что у меня фонарик с собой. Свечу на чудище, и оказывается, что это Зяма – рюкзак с едой уволок в заросли камышей и там все сожрал. Материм его, возвращаемся к огню. Мужчины разговаривают, а он лежит у костра, брюхо набитое вывалил и хозяйство свое лижет.

Когда светать начинает, дядя Толя идет в лес «по большому делу». Ветер в деревьях воет, на небе солнышко встает, и тут слышим мы, как он орет:

– Фазан! Фазан!

Дядя Миша за ружье. Зяма в стойку. Я встаю, глаза протираю. Подходим ближе.

– Вот он! – радостно указываю пальцем, завидев в зарослях шикарного петуха.

«Бах! Бах!» – дядя Миша дает два залпа и командует собаке. Пес резво ныряет в заросли. Видим: фазан отлетел метров на тридцать от нас и бежит среди травы. А Зяма не может сквозь густые колючки продраться. Тут и дядя Толя выбегает как был – без штанов.

Бежим все вдоль кустов за петухом в сторону деревеньки. Фазан впереди, мы, как ни стараемся, все сильнее отстаем от него. Зяма замечает на одном из огородов белых куриц. Видимо, выпустили их подкормиться после уборки урожая. Пес останавливается, думает пару секунд, решает, видимо, что куры на открытом пространстве – это добыча лучше, чем петух в кустах, и пулей бросается в огород.

Дядя Толя свистит, дядя Миша матерится, но собака уже в азарте, ничего не слышит. Бросаемся за ним. Начинается настоящая курино-собачья битва: вопли, визг, белые перья летят во все стороны. Почти настигаем их, когда Зяма вдруг замечает невдалеке добычу поинтереснее и покрупнее – из небольшого двора на шум выходят полюбопытствовать индюки.

Мы задыхаемся, путаясь в высокой траве. Мужчины орут, размахивают кулаками и ружьями. Но пес не думает. Что тут думать?! Индюк – вот это добыча, а не ваша дурацкая курица! Бросает полупридушенную птицу и пускается за приблизившимися индюками.

Разгорается новая битва: вопли теперь индюшиные, визг собачий, перья уже серые летят. Большие птицы кое-как разворачиваются и неуклюже бегут домой, обратно во двор. Зяма – за ними. Мы к этому времени только подбегаем к границам огорода. Раздается оглушительный собачий лай, затем визг.

Смотрим: две козы гонят Зяму назад, по очереди бодая в зад, за ними – огромный оскаленный белый кот и маленькая, но очень звонкая собачонка, все больше отстающая от этой карусели. Последней из ворот выбегает полусонная грузная женщина в длинной ночной рубахе и с веником в руках.

Зяма подбегает и прячется в ногах у дяди Толи, спешно пытающегося натянуть свои спадающие штаны. Козы и кот разворачиваются обратно, а собачонка бегает по кругу с оглушающим лаем. Видим: в нашу сторону с криками стартует сама хозяйка, по пути собирая своих кур, и мы, как обезумевшие, срываемся и несемся со всех ног обратно. Шапки набекрень, сапоги с ног слетают, падаем, встаем, снова бежим. Зяма – впереди всех.

На подступах к нашему лагерю видим летящую низко утку. Дядя Миша, не задумываясь, стреляет. Та падает в прудик, пес летит за ней. Ныряет. Вместо утки приносит рыбину весом примерно чуть больше килограмма. Та, видимо, грелась у поверхности и была подбита дробью прямо в голову. Зяма бросается обратно – за уткой.

Вижу, что недалеко от берега пес начинает тонуть, запутавшись в чем-то, может, в сетях. Недолго думая, ныряю за ним. Один шаг – и меня накрывает по шею. С трудом, под крики мужчин, выплываю, выдергиваю пса и так и доставляю до берега. Я – его за шкирку, он – в пасти утку.

Зубы у меня стучат друг о друга от холода, руки трясутся от волнения после пережитого. Дядя Миша заставляет меня сесть в машину и включает печку. Он что-то говорит, ругается, грозит мне пальцем. А я ему:

– Я ваш дочь люб-лю.

– Да знаю, – так по-простому отвечает он.

– Люб-лю Зоя, – пытаюсь его убедить.

Меня колотит. Дрожу всем телом.

– Да хорошо все, пацан. Хорошо, – хлопает по плечу, смеется и оставляет меня одного.

Засыпаю мокрый в кабине, а просыпаюсь уже от духотищи и совершенно сухой. Даже насморка нет. Глаза продираю – мужчины спят у потухшего костра, пес доедает шашлык. Выхожу, недолго любуюсь прудом и природой, затем собираю все вещи, закидываю вместе с мусором и скудной добычей в багажник. Гружу на заднее сиденье ходячих мертвецов – то есть спящих, пьяных охотников, запускаю в салон грязного, но совершенно довольного пса и везу всех домой.

Память меня не подводит – через полчаса плутания по лесным дорожкам мы выезжаем на шоссе, ведущее к городу.

-25-

Джастин

В это необыкновенное утро я просыпаюсь раньше обычного. Еще не глядя в окно, предчувствую что-то удивительное и… не ошибаюсь. Там, за стеклом, белые частички неба тихо опускаются на землю. Все вокруг укрыто пушистым ковром, во дворах белым-бело: дороги, клумбы, скамейки, крыши домов искрятся белым серебром на утреннем солнышке. Даже головные уборы редких прохожих покрыты снежным пухом!