И закрывает окно прямо перед моим носом. Еще секунду смотрю через стекло, убеждаясь, что Стёпина коробка надежно спрятана в шкафу, тогда делаю шаг в сторону и прячусь в темноте. Вижу, как Джастин открывает дверь и берет из рук моей матери телефон. Дольше не жду, крадусь по крыше и возвращаюсь в свою комнату. В ней прохладно. Поэтому, едва коснувшись подушки, я крепко засыпаю.
Мне снится… нет, не угадали.
Мне снится Слава.
– Ты меня любишь? – спрашивает он.
Его глаза недоверчиво сощурены, плечи заметно напряжены.
– Я… я… – кто-то лишает меня способности говорить, – я… – Натягиваю на лицо улыбку, беру его за руку. – Конечно,
На часах 3 p.m.[3].
Наконец-то я перевел стрелки и теперь живу по местному времени. За окном светит солнце, его лучи жидким золотом отражаются от купола собора, расположенного на горе недалеко от университета. Мои пальцы немеют – никогда еще не приходилось столько записывать. Кажется, даже проступает мозоль.
Снова гипнотизирую циферблат. Скорее бы конец занятий. Монотонный голос преподавателя вгоняет в сон, а я и так не выспался – зарядил вчера телефон и долго не мог вылезти из соцсетей. Люди, которым на самом деле малоинтересно, что вообще со мной происходит, закидали меня сообщениями: «Где ты, чувак?», «Как там?», «Уже пробовал водку?», «Видел снег?», «Правда, что они ходят с каменными, злыми лицами?», «С медведем сфоткался?».
Первый раз в жизни не хотел отвечать. Никому.
Поразительно, но всего неделю назад я мог поржать вместе с друзьями на эту тему, а теперь все их вопросы о России казались мне такой чудовищной несуразностью – почти оскорблением, что мне становилось за них стыдно.
Никто не спрашивал, как я тут устроился, как себя чувствую, чем занят. Их больше интересовало, сколько русских цыпочек я успел отыметь за время пребывания в стране балалаек, матрешек, пьющих мужчин-коммунистов, целующихся друг с другом взасос, и женщин в меховых шапках, танцующих прямо на улице балет. А мой бывший партнер по команде Брайан даже умудрился спросить, не познакомился ли я с хакерами, которые повлияли на выборы в США. Вот же цирк.
Качаю головой и вспоминаю, что обнаружил на почте больше десятка писем от Фло. В одних она обвиняла меня в эгоизме, в других взывала к здравому смыслу. Все ее послания начинались с воспоминаний о наших лучших днях, продолжались признаниями в любви, а заканчивались попытками заставить меня одуматься и заключить с отцом мировую. Эта девушка маскировала свои угрозы под высокопарными фразами и в конце тирады официально и сухо подписывалась – «Флоренс». Эффектные выступления – ее фишка.
Жаль только, Фло не замечала, что все ее слова, как и она сама, были насквозь пропитаны фальшью. Я сам долгое время предпочитал не обращать внимания на это. Мы же так хорошо подходили друг другу! Наши семьи дружили, отцы были деловыми партнерами, родители тактично, но настойчиво подталкивали нас друг к другу чуть ли не с детства. Но только сейчас я почему-то начал осознавать, на что обрек бы себя, если бы связал свою жизнь с маленьким диктатором с идеальным маникюром по имени Флоренс – мастером психологической обработки и прирожденным манипулятором.
Нам было достаточно хорошо вместе. Так, как бывает удобно престарелым супругам, которые встречаются лишь три раза в день – за завтраком, обедом и ужином, чтобы обсудить погоду, политику и размер собственного трастового фонда.
Фло всегда заботилась обо мне – следила за тем, как я одет, что поел, где провожу свое время, и из вежливости даже интересовалась, как мне хотелось бы провести выходные.
Но она никогда не заглядывала мне в душу.
И меня это… устраивало.
В спорте я мог быть собой, на учебе – циничным, равнодушным негодяем, дома – трудным, проблемным сыном, а с ней – идеальным «Кеном» рядом с безупречной «Барби», с осанкой манекенщицы и достоинством богатой наследницы. Почему все время, что мы были вместе, я во всем ей потакал? Вероятно, чтобы не огорчать родителей, для которых с подросткового возраста я привык считаться сплошным разочарованием.
Не знаю.
Но только сейчас понимаю, что не чувствовал к Фло ничего больше дружеской привязанности. Мое сердце никогда прежде так не пело, мозг не взрывался, а внутренности не стягивало тугим узлом при виде девушки, как это происходило сейчас здесь, в России, с Зоей. Бледной, вечно краснеющей Зоей – маленькой занудой, рядом с которой хочется посидеть подольше, послушать ее забавный акцент, украдкой коснуться бархатной кожи или мягких волос и сделать вид, что это произошло случайно и совершенно ненамеренно.
Зоя. Не идеальная ни в чем.
Уникальная…
При одной только мысли о ней на лицо лезет идиотская улыбка. Уверен, что выгляжу совершенным недоумком, но ничего не могу с собой поделать. Думаю, думаю, думаю. Меня будто подменили, сломали, разобрали и собрали вновь – настолько я себя не узнаю.