«О,
Госпожа Дюплесси, естественно, узнала о тайнах Люсиль. Слякотной декабрьской ночью она ненавязчиво рассказала обо всем мужу, и тот, прослезившись, дал наконец-таки свое согласие на свадьбу дочери.
Утром следующего дня Камилл узнал эту благую весть от своей бывшей любовницы68
. Он тут же помчался в дом к Дюплесси, которые на зиму переехали жить в свою городскую квартиру на улице Турнон.Тогда-то Люсиль, с «наслаждением» мучившая себя и любимого целых четыре месяца, не в силах более сдерживать владевших ею чувств, бросилась в объятия Камилла.
И на некоторое время журналист полностью позабыл о существовании врагов Революции…
Вечером, отложив в сторону работу, он написал своему отцу:
«
А чтобы доказать господину Демулену-отцу, что счастье не приходит одно, Камилл сообщил о том, что господин Дюплесси дал в качестве приданого дочери сто тысяч франков наличными и серебряную посуду, которую оценивали в десять тысяч франков…
Эти деньги, эта любовь, надежда на то, что у него будет счастливая семья и уютная жизнь, постепенно начали превращать нашего пламенного революционера в мелкого буржуа, недоверчивого и трусливого. И он написал в письме одну фразу, которая очень удивила бы читателей «Революций Франции и Брабанта»:
Свадьба состоялась 29 декабря 1790 года в Сен-Сюльписе. Свидетелями на свадьбе со стороны Люсиль были Робеспьер и Себастьян Мерсье, а со стороны Камилла – депутат Жером Петьон и Алексис Брюляр.
После окончания мессы кюре попросил новобрачного в своих статьях с уважением относиться к религии.
Камилл с легким сердцем пообещал делать это в присутствии шестидесяти приглашенных. Хотя сам про себя решил, что будет лишь иметь это в виду.
– Я пришел туда вовсе не для того, чтобы сказать «нет», – воскликнет он позднее…
Священник долго расхваливал новобрачную. Та, в розовом платье, счастливо улыбалась. Затем он обратился к Камиллу: