Любовь по-санкюлотски

– …Вы прославились на всю страну своими республиканскими статьями, и имя ваше навсегда останется в летописях Революции…

Присутствовавшие на бракосочетании вдруг увидели, как журналист смертельно побледнел и прикусил губу. Рассказывают, что Робеспьер, стоявший с ним рядом, ткнул его локтем в бок и прошептал:

– Заплачь же, если сможешь, лицемер…

И тогда Камилл разрыдался. Следом за ним прослезились и все гости. Все, кроме Неподкупного⁶⁹, разумеется. Его не трогало никакое волнение…

Свадебный стол был накрыт в квартире, снятой молодыми супругами по улице Театр-Франсе в доме 1 (сегодня это дом 38 по улице Одеон), на втором этаже над полуподвалом.

За столом гости много смеялись, пели песни, а на десерт веселый Робеспьер полез под стол для того, чтобы, согласно обычаю, развязать подвязку новобрачной⁷⁰.

И кто бы мог тогда предположить, что спустя два года все шестьдесят гостей веселой свадьбы покинут этот мир, а самый галантный из них, не дрогнув, отправит молодоженов на гильотину?

Если верить словам одного близкого приятеля журналиста, первая брачная ночь Камилла и Люсиль была очень бурной.

«После того, как последний гость покинул дом, – писал Антуан Перро, – молодые, не в силах более сдерживать свою натуру, устремились в спальню настолько поспешно, что сорвали со стены картину и сломали кресло.

Люсиль сбросила с себя одежду. Возбуждение ее было столь велико, что она разбила стоявшую на полке камина вазу. А в это время Камилл, волнение которого было ничуть не меньшим, чем волнение жены, неловким судорожным движением ноги порвал свои панталоны»⁷¹.

Эти мелкие происшествия никак не сказались на действиях молодоженов, ничуть не охладили их пыл. Они бросились на кровать и начали проявлять интерес друг к другу с помощью всем известных жестов.

И вскоре естество заговорило в них в полный голос!

Правда, Камиллу пришлось столкнуться с некоторыми трудностями, поскольку кровать была очень узкой и он вынужден был правой рукой «опираться о пол для успешного завершения своего предприятия».

Охваченные огнем желания, они проявили столько чувства, столько ловкости и настойчивости, что кровать их с треском рухнула, и они очутились на полу.

И только когда в комнате была переломана вся мебель, а за окном начало светать, Камилл и Люсиль Демулены, уставшие и счастливые, заснули крепким сном…

Глава 8 Симона Эврар – вдохновительница Марата

Мужчины – это лишь то, что нравится женщинам.

Лафонтен

Декабрьским днем 1790 года некий господин лет сорока, с отталкивающим жабьим лицом, выпученными желтыми злобными глазами, приплюснутым носом и твердым ртом, вошел, озираясь по сторонам, в дом 243 по улице Сент-Оноре. Поднявшись на третий этаж, он постучал в дверь квартиры и постарался изобразить на лице подобие вежливой улыбки.

В проеме открывшейся двери показалась довольно красивая двадцатишестилетняя брюнетка, серые глаза которой при виде этого стоявшего на лестничной площадке монстра приняли нежное выражение.

– Входите скорее, – сказала она.

Мужчина вошел в маленькую квартирку, сразу же наполнив ее своим ужасным запахом.

Так Марат, директор газеты «Друг Народа», познакомился с молодой гражданкой Симоной Эврар…

Эта привлекательная особа родилась в 1764 году в городе Турню, где отец ее работал плотником на судостроительной верфи. В 1776 году она переехала в Париж, где устроилась работать на фабрику по изготовлению стрелок для часов.

Находясь в окружении смелых людей, веривших в дело Революции, она прониклась восхищением ко всем, кто хотел бороться с врагами Революции.

А в это время Жан-Поль Марат в своей газете с настойчивостью маньяка требовал начать массовые убийства.

В июне 1790 года он писал:

«Год назад пять или шесть сотен отрубленных голов сделали бы вас свободными и счастливыми. Сегодня же надо снести десять тысяч голов. А через несколько месяцев вы, быть может, обезглавите сто тысяч врагов и этим сотворите чудо: поскольку не будет вам покоя, пока вы не истребите всех, до последнего отпрыска, непримиримых врагов Отчизны…»

Спустя несколько месяцев он яростно призывал, не прекращая чесаться (поскольку страдал от шедшей по всему телу экземы, заставлявшей его для облегчения страданий жить в наполненной водой ванне):