Любовь по завещанию

Мимо Захара я прошла от бедра и со значительно улучшенным настроением, правда он внимания обратил. Тщательно нанесла макияж, уложила волосы. Короткое платье насыщенного, темно-красного цвета это то, что сейчас нужно. Тоненькие сапожки на высоком каблучке. Алая помада и непременно капелька духов. Ради такого платья я даже шубу достала — бесполезный Ромкин подарок, вытаскиваемый из шкафа только по особым случаям. Сегодняшний — особый.

— Приятно оставаться, — пропела я, цокая каблуками.

Захар даже оторвался от Диккенса, медленно меня оглядел. Всю, от самых каблуков и до макушки. Брови приподнял удивлённо.

— Ты же в курсе, — решил уточнить он, — что в полночь твоя карета превратится в тыкву?

— До полуночи я вернусь.

Я знала цену мужским взглядам. Этот вот туда же, терпеть меня не может, а сам едва оторвался от моих ног, которые платье демонстрировать щедро. Больше чем уверена — сейчас и на задницу смотреть будет. Всё мужчины одинаковы.

— Если решишь искать нового мужа, — крикнул он мне в след. — помни, что у тебя старый ещё не закончился!

Все мужчины одинаковы, да. Только беда в том, что они и нас такими считают.

На улице мой пыл значительно утих. Отчасти тому виной промозглый ветер — платье у меня короткое, шубка тоже длиной не блещет, поэтому я замёрзла разом вся, до самых деликатных мест. Взгляд моего вредного мужа больше не грел, а больше здесь восхищаться мной было некому. Двор был абсолютно пуст, словно не новый год приключился, а апокалипсис. Только бомж сидел на мерзлой лавочке, постелив рядом газетку, на которой чекушка водки, рюмка, плавленый сырок и хвост копчёной колбасы.

— Королева, — сказал он мне и цокнул языком.

Я опасливо поежилась — ну, его, я лучше без восхищения вовсе. А то темнеет уже, терпеть не могу зиму за постоянную темноту, нет никого, и я вся такая красивая.

— Спасибо, — сдержанно отозвалась я и поковыляла на каблуках по льду мимо.

— Он тебя недостоин! — крикнул бомж в мою спину.

Ясен пень — недостоин. Но для пьяных разговоров у меня есть бармен Сашка, он милый и вкусно пахнет. Вот чем плохи квартиры в центре города — ходят вокруг кто ни попадя. Вот у меня, возле леса, бомжей отродясь не водилось, строго безобидные местные алкаши. А дома сейчас, на пятом этаже деловой сталинки Захар, в моих же огромных штанах, в огромных пинетках, с томиком Диккенса и подумать только — мой муж. Там же мигает елка, где-то под шкафом прячется котенок, и вообще, я стала привыкать… Если бы общаться получалось нормально.

— Не киснуть, — сказала я вслух, как только отошла от бомжа подальше. — Позвони Наташке.

А Наташка уже уехала на базу. Туда дороги — три часа, мне никакого смысла ехать, потом не выберусь, придёт сосед, а меня нет, прощайте миллионы. Лелик с ней же, Светка, а на заднем плане — мужские голоса. Я даже по голосу определила, что голоса такие ничего, интересные.

— Плюнь на все и приезжай, — посоветовала подруга.

— Не могу, — вздохнула она.

Это она ещё не знает, что я замуж вышла. Сбросила звонок. Кому ещё? Ромочка? Окстись. Он конечно милый, но приставуч як банный лист, так забудешься и ещё раз за него замуж выйдешь, а я ещё прошлого мужа не доела. Мама и та сегодня тусит, с Верой Павловной ушли на концерт, потом пойдут в гости. Папа у меня тоже имелся, но уже лет тринадцать, как проживал отдельно, и с периодичностью раз в два-три года объявлялся, вспоминая про мои дни рождения, и его я в расчет не брала вовсе. Идти в гущу чужих людей не хотелось. Не хотелось мне и чужих мужчин, их липких взглядов тоже, двух, если с бомжом я сегодня уже покорила, хватит. И я пошла в бар, который сегодня работал до обидного мало — лишь до одиннадцати. На выходе с двора поскользнулась, упала и разодрала капронки на коленях. Чудесный новый год. Теперь редкие прохожие при виде меня качали головой — такая молодая, такая красивая, до полночи, как до Китая раком, а она уже пьяная. А я до обидного трезвая!

— Я трезвая, — сказала я Сашке усаживаясь на свое любимое место.

— Сейчас исправим, — кивнул он. Потом видимо вспомнил про мою зарплату и сказал — первый бокал за счёт заведения.

Я сделала глоточек, прислушалась к себе — а жизнь то налаживается! Правда будет обидно спиться за год. После второго глотка стало ещё лучше, а после третьего захотелось жаловаться.

— Я его ненавижу, — начала я. — Он высокомерный сноб. Он делает вид, что меня нет, ну, максимум, смотреть на меня так, словно я пятнышко на его сверкающем ботинке… обосранном, кстати!

Сашка вопросительно поднял брови, я махнула рукой — в следующий раз. А потом он сказал вдруг…

— Это твой праздник. Ты не позволишь ему его испортить.

— Правда? — удивилась уже немного пьяненькая я.

— Правда, — кивнул он и под барную стойку полез. — Держи. Это не тебе. Я не тратился, у меня их дед строгает.

И вложил мне в руки маленький холщовый пакетик с тесьмой и бантиком. Я открыла и вытряхнула на ладонь брелок для ключей. Стандартное колечко, цепочка. Только фигурка — деревянная. Это орёл. Он… живым кажется. Глаза из металла или камня, тёмные, крылья раскинуты, кажется, даже вижу, как ветер топорщит крылья…