Любовь правил не соблюдает (СИ)

— Мне нужны именно деньги, — произнес он каким-то надтреснутым голосом. — Я не могу уйти в новую жизнь, не…

Он споткнулся, неловко глотнув воздух. Словно хотел и одновременно боялся произнести самые важные слова. Его вид, и без того усталый и потрепанный сегодня, сейчас рождал в сердце Сичэня глубокую щемящую жалость.

Лань Сичэнь разомкнул их руки и встал из-за стола. Однако прежде, чем Мэн Яо успел как-либо на это отреагировать, он аккуратно пересел поближе к нему и обнял за плечи.

— У меня есть деньги, А-Яо, — произнес он мягко. — Если нужно много, то можно продать украшения и подвески. Даже если на тебе висит какой-то старый долг, ты не должен позволять ему мешать твоей новой жизни. Кому надо заплатить?

Мэн Яо с усиленной скоростью замотал головой, и Сичэнь прижал его к своей груди. Так крепко и плотно, что нос Яо уткнулся ему в солнечное сплетение, ровно туда, где горело золотое ядро. Мэн Яо сперва дернулся в попытке освободиться, но утих быстрее, чем Сичэнь рискнул раскрыть объятия.

— Вы никогда себе не простите, если потратите деньги на такое, — почти беззвучно, хрипло, на грани слез прошептал Яо. — Вы сказали, что считаете меня хорошим человеком… И больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы вы запомнили меня таким. Не хочу увидеть в ваших глазах отвращение…

— А-Яо, пожалуйста… — у Сичэня у самого начало щипать в глазах. — Ты именно что хороший человек, вне зависимости от того, кто там чего считает. И я не представляю, что тебе надо было сделать, чтобы я смог испытывать отвращение к тебе. Ты звал меня братом — так не отказывайся от меня, не делай мне больно…

— Я… — Яо явно пришлось сглотнуть комок, вставший в горле. — Я был слишком самонадеян. Последний год я прожил среди людей, которые не знают меня, не знают о моем происхождении. Подобная грязь не должна касаться такого чистого господина, как вы…

Он все-таки задохнулся, из последних сил стараясь не сотрясаться в объятиях Сичэня, и тогда тот решился.

— Что ж… — произнес он в наигранной задумчивости. — Раз у нас с тобой сегодня вечер воспоминаний и откровений, то давай я, как старший брат, первым расскажу тебе о себе. Договорились? Тогда слушай. Ты уже знаешь, что нас вырастил дядя. С матерью, пока она была жива, мы виделись раз в месяц, с отцом не встречались почти вовсе. Они жили в двух шагах от нас, но их уединение не было позволено нарушать. Потому что наша мать… убила одного из старейшин нашего клана, а отец, дабы спасти ее от казни, женился на ней, после чего, став практически соучастником ее преступления, ушел в затвор.

Повисла тяжелая тишина, прерываемая лишь отрывистыми вдохами. Яо окончательно застыл в кольце обнимающих его рук, а Сичэнь, склонившись, почти уткнулся носом в его макушку.

— Я сын убийцы, А-Яо, — прошептал он туда же, в чуть отливающие каштановым густые пряди. — Я не знаю, что может быть хуже. Однако дядя всегда говорил нам с братом, что если мы вырастем хорошими и благонравными людьми, это поможет нашим родителям получить шанс на достойную следующую жизнь. Любой поступок можно… если не исправить, то искупить.

Новая пауза оказалась длиннее предыдущей, но — на удивление — уже не такой тяжелой. Спустя, казалось бы, вечность, Мэн Яо наконец заговорил, озвучив сумму.

— Немало, — прикинув имеющиеся ресурсы, признал Сичэнь. — Впрочем, если продать все, кроме меча и флейты, все же подъемно. Когда и кому ты успел задолжать столько?.. Нет, не говори, если не хочешь!

Однако после его откровений Яо все же решился и обреченно произнес:

— Столько стоит моя мать.

— Она была дочерью купца, — по дороге в Юньпин рассказывал Мэн Яо свою невеселую историю. — Тот разорился и должен был всем вокруг. Один из его бывших вроде как друзей предложил ему продать дочь. Сам он был уже женат, но дед понадеялся, что его дочь возьмут младшей женой или хотя бы наложницей. Он дал ей хорошее образование, она чудесно играла на гуцине, умела рисовать, и ее каллиграфия была выше всяческих похвал. Она могла бы стать достойной женой кому угодно, если бы не несчастье с ее отцом…

— Он продал ее и полученными деньгами попытался наладить свои дела. Не знаю, удалось ли ему это… Ибо так называемый друг не стал брать мою мать в наложницы, а перепродал ее в ивовый дом. Тот был изысканным, для знатных и утонченных господ, и девушки там работали соответствующие: не просто изящные, но и прекрасно образованные.

— Моя мать почти смирилась со своею судьбой. Она выросла в любви и ласке, а лишилась всего, будучи совсем юной. Выход у нее имелся только один: скопить те крохи, что перепадали лично ей от тех баснословных сумм, что платили за нее клиенты, и однажды выкупиться. Однако потом родился я, и свободных денег у матушки не осталось совсем.

— Она ведь хотела, чтобы ты стал заклинателем? — припомнил Сичэнь старый разговор. — Почему же тогда не отдала тебя в какой-нибудь орден, а тратила деньги на заведомо шарлатанские пособия?