Любовь принцессы

Диана и как он сам должен себя вести. К счастью, принц Чарльз всего лишь дружески поприветствовал его и спросил, как идет обучение Дианы верховой езде. Джеймс ответил, что обучение продвигается хорошо и что Ее королевское высочество делает большие успехи. Принц заметил, что очень этому рад.

Странное беспокойство охватило Джеймса при виде Дианы, стоящей рядом со своим мужем и веселым смехом отвечающей на похвалу Джеймса. Он, конечно, заметил некоторую скованность в их общении, но и это его не успокоило. Он ничего не мог с собой поделать — ревность вновь прокралась в душу. Как бы сильна ни была их любовь друг к другу, но когда Диана стояла рядом с Чарльзом, они являли собой настоящую супружескую пару и это был союз, который он не смог бы разрушить, даже если бы пожелал. Лицезрение этого союза подчеркивало деликатность его положения и беспомощность. Почему они не могут всегда быть вместе, почему лишь украдкой могут выражать свою любовь, должны окутывать свои чувства плотной пеленой тайны? Конечно, он все прекрасно понимал, но были минуты, когда ему трудно было одолеть сомнения.

Тогда он испытывал желание вырваться из пут своей тайны, сбросить с себя необходимость постоянно контролировать свои эмоции, ему хотелось открыться перед всем миром. Почему, в конце концов, он должен оставаться вечным праведником, почему он должен вечно пребывать в таком двусмысленном положении, почему он не может забраться на самую высокую вершину и что есть силы прокричать оттуда о своей тайне на весь мир?

Прощаясь с принцем и Дианой и глядя на их удаляющиеся фигуры, он подумал, что, возможно, принц Чарльз благодарен ему за то, что он дал Диане почувствовать себя счастливой. И коль скоро статус- кво не нарушался, Чарльз наверняка должен быть рад за нее. В конце концов, Чарльз явно рассчитывал на то, что в этих сферах они должны вести каждый свою жизнь, и как будто не мог взять в толк, почему она не способна понять правила игры и подчиниться им.

Вообще говоря, Джеймс мог гордиться тем, что не дал Диане пасть духом. Диана не уставала повторять ему, насколько лучше она себя чувствует, какой счастливой он ее сделал и что она воспринимает его как вознаграждение за все прежние муки. В эти счастливые уик-энды в Хайгроуве Джеймс с радостью замечал, как тает страх и сомнение в ее глазах. Временами, однако, Джеймса потрясало и пугало, насколько зыбким оказывалось достигнутое равновесие. Часто по воскресеньям, к вечеру, когда Джеймс уже мысленно готовился к отъезду, Диана начинала нервничать и заметно сдавала. Она знала, что ему скоро уезжать, что ему нужно возвращаться в казармы, и теряла самообладание. Она не могла сосредоточиться ни на чем ином, кроме мыслей об одиноких ночах в Кенсингтонском дворце, и впадала в отчаяние и подавленность сродни тем, которые испытывает ребенок, когда после каникул, проведенных в домашнем тепле и заботе, ему предстоит вернуться в школу, где придется считаться с чужими желаниями и волей и подчиняться им.

Она боялась этой разлуки, а потом ненавидела себя за то, что превращала ее в муку для него. И все же каждое новое расставание, хотя и понимая, что оно неизбежно, она воспринимала как разлуку навеки. То, что у него не было иного выбора, как вернуться к служебным обязанностям, не избавляло ее от чувства одиночества и страха, и при виде его исчезающей за поворотом машины, она ощущала, что вместе с ним ее покидают силы и присутствие духа. Грядущая неделя казалась ей бесконечностью. Она не могла избавиться от сосущего страха, что не вынесет боли разлуки.

Когда Джеймс начинал собираться, она подходила к нему и, оказавшись в его объятиях, часто плакала, как ребенок, боящийся остаться один. Она льнула к нему, и он крепко прижимал ее к себе, пытаясь утешить и напитать своей силой. Часто Диане требовалось подтверждение его чувств, последнее впечатление, которое она могла бы беречь в душе и лелеять. Однажды, когда она возилась в ванной, Джеймс вошел попрощаться; он сказал, что ему уже пора ехать, и благодарил за божественные часы, которые провел здесь. Диана бросилась к нему и, осыпая поцелуями, зашептала, что желает близости, желает сейчас и здесь.

Подчас ее страсть пугала его. Выслушивая ее долгие душевные излияния по телефону, он чувствовал, что пока не окажется рядом с ней, он бессилен, и боялся, что она может что-нибудь с собой сотворить. Он не переставал удивляться ее резким эмоциональным перепадам. Стоило ему порадовать себя мыслью, что она стала гораздо уравновешеннее и счастливее, только она начинала заверять его, что, теперь уже не позволит обстоятельствам взять верх над собой, как ее решимость таяла и она впадала в дикое отчаяние.

Сила этих приступов потрясала его, но он не умел ей помочь. Он знал, как она нуждается в его любви и энергии, но не был уверен, что сможет дать столько, сколько ей нужно. И тогда его самого охватывали отчаяние и досада на самого себя за то, что он никак не может убедить ее в том, что она прекрасна и несравненна и обладает достаточной силой сама, если только поверит в себя.