Любовь принцессы

Диана позвонила Джеймсу рано утром на следующий день и пересказала события минувшего вечера подробно, шаг за шагом. Она испытывала такое ощущение, словно тяжкий груз спал с ее плеч и теперь можно вздохнуть полной грудью. И отношения Чарльза и Камиллы не представляются ей больше такими уж зловещими. Словно, высказав Камилле свои претензии и дав выход самым затаенным чувствам, она стала отчетливей понимать, что произошло. Это вовсе не означает, что она способна простить, но она может теперь не придавать этому большого значения и сосредоточиться на своей жизни. Все, что ее теперь интересует, — это ее новообретенное счастье, ее жизнь с Джеймсом. Ну почему, почему, она не сказала всего этого Камилле раньше? Ведь тогда все могло сложиться иначе.

Джеймсу предстояло участвовать в финальном матче по конному поло в команде королевских гусар, полковником которых числилась Диана. Матч должен был состояться в Тидворте, в том самом месте, где некогда Джеймс испытал первый прилив нежности к Диане, тогда только еще помолвленной с принцем Чарльзом, когда увидел ее рыдающей. Диана сказала, что хочет прийти посмотреть, как он играет, и сделать это будет совсем просто, поскольку все будут считать, что она пришла поддержать свой полк, и никто не заподозрит истинной причины ее появления.

Джеймс был безмерно рад и глубоко тронут, ибо знал, что в действительности поло вызывает у нее скуку — слишком много в свое время посещала она матчи ради Чарльза. Он испытывал гордость от сознания, что она будет стоять здесь и смотреть на него — своего возлюбленного.

Это был памятный день. Мать и сестры Джеймса тоже находились среди зрителей. Понятно, что Диана не могла быть рядом с ними — ее место было на особой трибуне, — но казалось, что они ощущают присутствие друг друга и вместе болеют за него.

Диана, в длинной и широкой белой юбке и черной в белый горошек кофточке без рукавов, казалась лучащейся счастьем. Уильям и Гарри были рядом, и она ни на одно мгновение не сводила глаз с Джеймса.

Во время игры Джеймс получил довольно болезненный удар клюшкой по предплечью. И Уильям, увидев зловеще темнеющий синяк, размером со сливу, очень забеспокоился. Он подбежал к краю поля, стал звать Джеймса, и никак не хотел успокоиться, пока тот не подошел к нему и не сказал, что на вид его травма много страшнее, чем на самом деле. А затем, исполняя роль героя до конца, вскочил в седло и ускакал на поле, где продолжалась игра.

Словно для того, чтобы показать Джеймсу, что боги на его стороне и ничто не должно омрачить радости этого дня, гвардейцы одержали победу. Диана согласилась вручить капитану кубок — увесистую серебряную чашу, и Джеймса весьма позабавила щекотливость ситуации: зачем ему этот приз, если он уже получил высшую награду — любовь самой прекрасной, самой желанной женщины на свете.

Твердым шагом подходя к Диане, Джеймс собрал всю свою волю, чтобы подавить свои истинные чувства. Когда он поклонился и поблагодарил Диану за приз, она засмеялась, изображая, будто сгибается под тяжестью кубка, но в действительности ее веселил тайный, понятный только им двоим, смысл происходящего. Склонив очи долу, чтобы случайно не выдать себя, она перехватила мимолетный взгляд Джеймса, говоривший красноречивей всяких слов.

Позднее, когда игроки отдыхали на лужайке рядом с полем, Уильям захотел повидать Джеймса, и Диана последовала за ним. Пока Уильям играл с разрезвившимся Джестером, Джеймс и Диана сумели тайком, почти незаметно, перекинуться несколькими фразами. Она сказала, что он был великолепен, что она гордится им. Они оба признали, как мучительно находиться так близко друг к другу и не сметь даже прикоснуться. Необходимость изображать внешнюю бесстрастность только усиливает внутреннюю страсть и жажду интимной встречи. Диана удалилась, а Джеймс провел остаток дня со своей матерью и сестрами в местном пабе. Он смотрел на их довольные лица и думал, что его счастье заразительно.

В глубине души Джеймс сознавал, что их с Дианой любовь слишком фантастическое явление и, словно яркая вспышка, не может длиться долго. В ней было что-то от волшебной сказки, и в сравнении с протяженностью всей его жизни она могла составить лишь краткий миг. А поскольку она покоилась на столь неправдоподобной, невероятной основе, на им одним известном секрете, она не могла иметь никакого реального воплощения. Дело не в том, что их чувства были нереальны, совсем напротив: никогда еще Джеймс не испытывал такой остроты чувств. Но именно его страсть, требовавшая более практического выражения, определяла в конце концов ход развития их отношений.

Когда он оставался один, его терзали ужасные сомнения. Внутренний голос предостерегал его, что так не может длиться долго. Он забрел в мир сновидений, мир тревожный, таинственный и колдовской, где рядом с высочайшими, дух захватывающими вершинами зияют глубочайшие, мрачные пропасти. И после пробуждения его может ожидать только горькое разочарование и перспектива остаток дней влачить жизнь убогую и серую.