Любовь Психеи и Купидона

Они идут из стран, где царствует Аврора,
Где пенит Океан широкие просторы,
И в Индии уже не остается их,
И Гараманты[68] шлют из Африки своих.
Из Западных краев идут к Психее слуги.
Все муравейники на Севере, на Юге
Везде заброшены и опустошены.
Дороги и поля кишат, черным черны.
Из вековых дубов, дуплистых и огромных,
Широко хлынули струи потоков темных.
Из всех своих домов все муравьи ушли,
Последние ползут из самых недр земли.
Вот собрались они, разбились на отряды.
Чтоб каждый муравей работал так, как надо,
Следят их главари; неясный шум стоит;
А холм насыпанный как будто весь кипит.
Уже он не такой высокий и надменный.
Во всем господствует порядок неизменный,
И каждый трудится, но занят лишь своим:
Одним — сортировать, а уносить — другим.
И тает мощный холм, зато четыре новых
Встают поблизости — отдельных, образцовых:
Пшеница — дар небес, краса земных полей,
И просо — лакомство для нежных голубей,
Рожь кисловатая, ячмень, что северянам
В часы веселые вскипает пивом пьяным.
Так разбирается уже ненужный дом:
Тут — балки, там — кирпич, а здесь — железный лом.

И люди-муравьи усердствуют за делом,
Таща по кучам то, что прежде было целым.
Здесь будут сложены обломки плит простых,
Сюда пойдут куски капителей резных.

Муравьи не стали дожидаться благодарности и ушли так же быстро, как пришли.

— Будьте счастливы, — молвила им вдогонку Психея. — Желаю вам, чтобы кладовые ваши не пустели. Если хлопотать о мирских благах — удовольствие, хлопочите и будьте счастливы.

Когда Венера вернулась и увидела четыре груды зерна, она немало удивилась, но еще больше огорчилась. К ней никто не решался подступиться, на нее не осмеливались даже взглянуть. Амуры, Грации — все от нее убегали.

— Как! — воскликнула Венера. — Простая рабыня смеет мне сопротивляться! Я каждый день даю ей повод для триумфа! Кому теперь будет страшна Венера? Кто склонится перед ее могуществом? О красоте я уже не говорю: теперь богиня ее — Психея! О, Судьбы, что я вам сделала? Юнона покарала Ио и многих других; нет женщины, которая не мстила бы за себя; одна Киферея лишена этой светлой радости. Но я должна довести дело до конца. Последнее слово еще не сказано, Психея! Мой сын вредит тебе: чем более он упорствует, покровительствуя тебе, тем упорнее моя решимость погубить тебя.

Эта решимость не привела, однако, к тем последствиям, на какие рассчитывала Венера. Через два дня она снова призвала Психею и, скрывая свою досаду, сказала ей:

— Так как для тебя нет ничего невозможного, ты отправишься в царство Прозерпины. И не надейся ускользнуть от меня, покинув мои владения: на земле нет такого места, где бы я тебя не отыскала. Если, однако, ты захочешь остаться в Аиде, я буду этим очень довольна. Ты передашь мой поклон тамошней царице и скажешь ей, что я прошу дать мне коробочку ее румян; я в них нуждаюсь, как ты видишь, — из-за болезни сына я сама изменилась. Немедленно принеси мне, что тебе дадут, но сама этого трогать не смей.

Психея сразу двинулась в путь, ей даже не позволили ни с кем поговорить. Она разыскала фею, которую призвал ее муж. Эта фея находилась неподалеку, но никто об этом не знал. Во избежание подозрений она не вступила в долгие объяснения с нашей героиней, а только сказала ей:

— Видишь вон там старую башню? Иди прямехонько к ней, там ты узнаешь, что тебе надо делать. Не бойся колючек, скрывающих дверь: они сами перед тобой расступятся.

Психея поблагодарила фею и направилась к старой башне. Как только она вошла в нее, башня заговорила: