Любовь.ru

Больше Стрельцов в этот вечер сообщений не присылал. Люба вновь представила, что случи­лось в тот день. Последний день жизни удачливо­го бизнесмена Михаила Стрельцова. И подумала, что должен быть какой-то маленький фактик, который все изменит. Всю расстановку действу­ющих лиц в той мизансцене. Должна быть какая- то зацепка.

...Вечером снова пришел Стае.

—  Как к себе домой, — усмехнулась Люба. — Может, тебя прописать?

—  Обойдусь, — буркнул он. Потом вынул из кармана какую-то штуковину, с торжеством по­крутил перед ее носом: — Смотри, что у меня есть!

—  Секретное оружие шпиона?

—  Просто диктофон.

—  А зачем тебе диктофон?

—  Хочу вместе с тобой прослушать беседу с женой Осокина. И с Гулей.

—  С кем, с кем?

—  С бывшей женой Сергея Иванова.

—  Ах, она уже просто Гуля?

—  Да, я бабник!  Не разочаровывайся! Что тут такого? Милая девушка, очень разговорчи­вая, лояльная к молодым и холостым мужчинам. В отличие от тебя.

—  Совесть у тебя есть?

—  Я, между прочим, долго ждал вчера, что ты придешь. А насчет посуды, думал, пошутила.

—  Не ври, Стае. Ты уснул, как только твоя голова коснулась подушки.

—  Да? Может быть, может быть. Но, правда, я действительно пришел прослушать эту пленку вместе с тобой. Ты гораздо внимательнее меня.

—  И умнее.

—  Что?

— Ты забыл добавить «и умнее».

—  Обязательно так меня унижать?

—  Хочешь, пиццу закажем? — пошла Люба на примирение.

—  Хочу. Звони.

—  Сейчас, только номер телефона найду.

—  Эх ты, психолог! 722-21-77. У меня хоро­шая память на цифры.

Она набрала номер, сделала заказ. Стае в это время возился с диктофоном, перематывал пленку.

—  Пойдем в комнату, — предложила Лю­ба. — Душно. Откроем балкон...

—  Разденемся...

Она только вздохнула. Подумала, что он шу­тит, но Стае стянул рубашку, потом джинсы и в одних трусах растянулся на диване:

—  Хорошо! Иди сюда.

—  Ты уверен, что мы будем пленку слу­шать?

—  Разумеется. Мы же еще пиццу заказали. Просто очень жарко, а ты меня уже видела без одежды. Представляешь, что было бы, если бы между нами ничего такого не было? Сидели бы сейчас, мялись, потели. Эх! И потом, ты хочешь избавиться от своего маньяка? Или по-прежнему предпочитаешь целыми днями дома сидеть?

—  Ты же мне не веришь.

—  Я верю, что когда мы посадим этого Ива­нова, тебе будет гораздо спокойнее. И страх по­степенно пройдет.

—  Может быть. Включай.

Люба села рядом. Стае заботливо подложил ей под спину подушку. Покосился на голые женские  ноги под задравшимся халатиком, потом поло­жил между собой и Любой диктофон.

—  Сначала я посетил гражданку Осокину. Вместо преамбулы: не думай, что это старая некрасивая тетка в грязном халате. Конечно, не такая очаровательная юная газель, как Гульнара... Марианне Руслановне лет под сорок, но она очень неплохо выглядит, неплохо держится для брошенной женщины, а затем вдовы, была одета в приличный брючный костюм. Волосы уложе­ны, на лице легкий макияж. И духи приятные. Когда дойдем до Гульнары, ты поймешь, к чему я это говорю. Об интерьере: квартира четырех­комнатная, все сияет чистотой, дизайн вполне современный, мебель отполирована до блеска. А теперь слушай.

И Стае нажал на кнопку. Люба сразу же от­метила, что голос у Осокиной тоже приятный, низкого тембра, и говорит она вещи очень не­глупые:

—  Я сама виновата в том, что Элик ушел. Но с самого первого дня замужества я страшно бо­ялась, что Линева вдруг опомнится и пальчиком поманит Элика к себе. Ему достаточно было одного ее слова, чтобы развестись, бросить семью, детей. Ведь что я такое? Обычная домохозяйка, женщи­на без высшего образования, которая, выражаясь его же словами, «не растет». Но ведь мне, как и многим девочкам, с детства внушали, что главное для мужчины быть сытым, одетым, обстиранным, обласканным. Я ни разу даже голоса на мужа не повысила и только потом поняла, что иногда надо женщине быть немножечко стервой.

—  Ну, что вы так разволновались, Марианна Руслановна?

Голос совершенно незнакомый, чужой. Люба удивилась тому, как магнитофонная запись иска­жает голос Стаса. Словно какой-то другой чело­век, рассудительный, умный, внимательный, пы­тается успокоить разволновавшуюся женщину.

—  Я же не прошу вас рассказывать о том, почему Эльдар Эдуардович ушел к другой жен­щине...

—  Нет. Вы должны выслушать меня. Я просто пытаюсь вам объяснить, почему не верю во всю эту историю про грабителей! Ведь если я начну сейчас ругать Гульнару, вы, так же, как и все остальные, воспримите это весьма однозначно.

Мне положено ругать женщину, к которой ушел мой муж. Но ведь он не к Гульнаре ушел. К Линевой.

—  То есть как?

—  Не в прямом, конечно, смысле. Ведь эта женщина, не в пример мне, никогда не старалась удержать мужчину ни терпением своим, ни вни­манием, ни лаской. Она отбрасывала их прочь, словно старые перчатки: один, другой, третий... И при этом всегда находился желающий на ва­кантное место. Почему?!

—  Ну, она такая ... — деликатно кашлянул Стае, стараясь не задеть Осокину за больное.