Любовь, сила и справедливость. Онтологический анализ и применение к этике

Христология Тиллиха решает проблему неведения Христа: она не только не противоречит новозаветным текстам, но глубоко в них укоренена. По Тиллиху, единство божественного и человеческого во Христе обеспечивается не ипостасным соединением природ, а тем, что Христос, не утрачивая изначальной человеческой сущности, т. е. своей связи с Богом, полностью вовлечен и в человеческое существование. За время своей земной жизни он проходит через искушения, бездомность, тревогу перед лицом предстоящей смерти, даже через чувство богооставленности. Все это – следствия конечности Христа как человека. К числу этих следствий относится и его способность заблуждаться, в частности – относительно будущих событий. Но у Христа соучастие в человеческом существовании не приводит к отчуждению, его сущностная связь с Богом сохраняется. Все перечисленные следствия конечности преодолеваются и не наносят ни малейшего ущерба ни его мессианскому самосознанию, ни его готовности до конца исполнить волю Бога, ни его огромной харизматической силе, которая ощущается в каждой строке евангельского повествования. Таким образом, учение о Христе как о Новом Бытии позволяет, во-первых, понять рассеянные по всему евангельскому тексту предупреждения Христа о близкой эсхатологической катастрофе в их прямом смысле, не прибегая к вымученной, искусственной интерпретации. Во-вторых, оно объясняет, почему первые христиане ждали второго пришествия со дня на день. И все это нисколько не мешает нам видеть в Христе Спасителя, преодолевшего разрыв между сущностью и существованием, или, в традиционных терминах, последствия грехопадения.

Это преодоление открывает для нас возможность спасения, но пока лишь принципиальную. Как эта принципиальная возможность реализуется в нашей жизни? Решающую роль здесь играет Воскресение. Поэтому трактовка Воскресения – очень важный элемент христологии.

В Новом Завете реальности Воскресения придается огромное значение, однако новозаветные тексты не дают однозначного ответа на вопрос, что именно произошло. Поэтому все, что можно сделать, – это предложить некую богословскую теорию. Существуют две теории. Первая – воскресение тела, она основана на рассказе о пустой гробнице. Вторая – событие Воскресения совершилось в умах последователей Иисуса, которым он являлся после смерти. Эти явления можно интерпретировать либо как психологические переживания (попросту говоря, галлюцинации), либо как реальные встречи с Иисусом, продолжавшим жить в неком духовном теле. Эти теории Тиллиха не удовлетворяют. Он задается вопросом: в чем заключается то негативное, чем грозила смерть Иисуса и что было побеждено Воскресением? Ясно, что это не просто смерть отдельного человека, каким бы великим он ни был. Это смерть человека, который был пронизан Духом Божьим. И если бы после его смерти действие Духа прекратилось, то смерть сделала бы свое дело: ни оживание умершего в виде физического или духовного тела, ни, тем более, субъективные переживания последователей не стали бы победой над смертью. По Тиллиху, видения Воскресшего возникали всякий раз, когда его последователи были охвачены Духом, и в этом экстатическом опыте конкретный образ Иисуса из Назарета нерасторжимо соединился с реальностью действия Духа. В этом соединении и состояло событие Воскресения: это было возникновение под действием Духа веры в то, что в Иисусе действительно действовал Дух Божий, и что все, что он говорил при жизни, было правдой и должно осуществиться.

Понимаемое таким образом Воскресение стало центральным событием истории спасения. Они имело следующие последствия:

1) действие Духа Божьего в мире, которое ранее было латентным, после этого события стало явным;

2) действием Духа была создана новая реальность: Святое Сообщество[51] тех, кто принял Христа как Спасителя, – невидимая духовная сущность Церкви;

3) появился надежный критерий, по которому можно оценивать действие Духа Божьего в мире: в своей предельной форме оно описано в евангельском повествовании о земной жизни Иисуса Христа.

8. Этика милосердия и спасение

Трудности богословского обоснования этики милосердия связаны с многозначностью и неопределенностью обобщающих этических понятий «любовь» и «справедливость». Подход Тиллиха состоит в том, чтобы выявить «корневые», онтологические смыслы этих понятий. Любовь – это не чувство, а основная движущая сила жизни, побуждающая к воссоединению разъединенного. Однако у любви есть и другая сторона, то, что Лютер называл неспецифической работой любви. Для подавления всего, что сопротивляется воссоединению (т. е. зла), любовь использует внешнее принуждение, или насилие. Справедливость – это такая форма применения насилия, при которой в носителе зла подавляется только зло, и насилие не ущемляет присущее человеку от природы право на достойное существование.