Любовь тигра

Ну, мы поначалу с Егором доверчиво к этому делу отнеслись, со всей душой. Купили сандалии, панамки, сачки, все как полагается — у него розовый, у меня — голубой. Отлавливали бабочек разной величины, в специальных золотых, обсыпанных алмазами клетках отвозили в гаремы разных стран. Ну, как водится, приемо-сдаточный акт, потом обмывка, угощение, чем бог послал — алкоголя, к сожалению, в гаремах не употребляли, во всяком случае, в тех количествах, как мы любим, но всего остального — подчеркиваю, всего, там было более, чем достаточно. Командировочных, конечно, явно недостаточно нам выдавали — но, если честно сказать, никто их и не требовал, никого они и не интересовали, наши командировочные. Вот бабочки — это да. Полюбили мы эту нелегкую работу, с утра до вечера гонялись по лугам: одна бабочка утром любит попадаться, другая — ближе к ночи... Наука! Но постепенно мы стали замечать, что в наших лугах и еще какие-то насекомые водятся... норы их были широкие, покатые, уходили на неизвестную глубину, и почему-то деревянным, острым, полосато раскрашенным треугольником были отмечены. Взрыв, удар воздуха — и какая-то тень, блеснув-ослепив, уносится в небытие! Егор более упорным оказался, чем я — накинул сачок! Так его вместе с этим сачком утащило в неведомую даль, лишь где-то в полярных льдах решил отпустить, наконец, сачок рухнул вниз, в белое безмолвие, вмерз там в лед, был доставлен обратно, в отличном состоянии. Мы уже догадывались, что это за бабочки: много таких пестрых треугольников оказалось на лугу, замаскированном под сенокос: думаю, косца ниже генерала на лугу этом не бывало. Не считая, ясное дело, нас...

Однажды — увлекся я погоней за «мертвой головой», оступился, рухнул в эту нору. И пошел! Бесконечный темный туннель... По свидетельствам тех, кто сумел прежде своего времени на том свете побывать, каждый такой туннель должен проскользнуть... Неужели — конец? Правильно пишут: и в конце — просвет! Сияние... зажмурился... вылетел. Но только вместо Иисуса Христа, как предыдущие ходоки на тот свет обещали, оказался я в помещении парткома — за столом сидел небритый парторг. Поднял на меня усталые глаза:

— Ну как... надумал?

— Что надумал-то? — я испуганно озирался.

— Не понимаешь, что ли?

— Нет — не понимаю!

Парторг сдержанно кивнул на лист на столе, на котором была накарябана единственная одна его фамилия.

— Ну, как?

— «Спецспецметрострой»?

Он скупо кивнул.

— Нет! Еще не дозрел!

— А миллионы человеческих жизней? — проникновенно сказал.

— Чьих?

— Что значит — «чьих»?

— То и значит — «чьих»?

Неловкая пауза.

— Так отказываешься?

— Да!

— Тогда садись в это кресло!

Я сел — и он нажатием кнопки катапультировал меня на какую-то помойку... долго оттуда выбирался: где север, где юг? Вернулся, наконец, на рабочее место — так Егор разговаривать со мной не хотел, я рассказывал, как было — он усмехался. Утверждал, что я якобы нигде не был, а пьянствовал у Зайчихи, которая в соседнем селе самогоном торговала! Наглая ложь!

Егор, надо сказать, к тому времени уже неудержимо-спесивым стал, пока еще не догадываясь, что за судьба его ждет... А ждали его, — я уже говорил, — огромная, всемирная слава — и суровый провал. А в то время мы, ни о чем еще не догадываясь, жили на хуторе, приблизительно вот в такой комнатке, как эта, спали на топчане валетом, упершись ногами, а утром кривоного-приземисто выходили вразвалочку на луг, теряясь в растениях... Я уже, кажется, говорил, что свой телевизионный детский цикл — «Метр с кепкой», я именно там и задумал, а вовсе не где-нибудь!

Так что хлебнул я немало! Не меньше Володьки! И не надо говорить!

Короче — обидно мне стало — ушел. Примерно через неделю позвонила она мне своим тоненьким голоском, как она выразилась — «просто поболтать».

— ...ты знаешь, диплом надо на юрфаке делать, а ничего буквально нет в этом месяце — ни ограблений, ни изнасилований!

— Ну тут я тебе помочь ничем не могу!

— Да? — хохотнула.

Потом вдруг, запыхавшись, звонит:

— Могу тебя, как друга, попросить помочь?

— Ты про изнасилование?

— Ой, ты все треплешься, а мне не до шуток. Представляешь — у меня встреча с руководителем, а Володька на учениях, как всегда — а я, мне кажется, оставила невыключенным утюг!

— Ну и что? Соседи с балкона услышат, погасят придут!

— Такой ты друг, да?

...Ну уж кем-кем, а другом ей я никогда не являлся!

— ...боюсь — Минька задохнется!

— Кто еще — Минька?

— Котеночка взяла, маленького — несмышленыш совсем!

— ...Но как же я к тебе попаду? Ключей у меня твоих, как известно, нет.

— Ой — ну мужик ты или нет! Ключи! Да шарахни ты нормально ногой — и все! Уж за мной, сам знаешь, не пропадет!

И я, идиот, попался! Выбил с размаху ее дверь, головой, ворвался в комнату, вдохнул с ходу запахи... и все понял: никакого утюга нет, паленым не пахнет, но зато — с ходу сообразил — паленым сильно пахнет для меня!

Рванулся назад — и тут же был схвачен!

— Что вы делали в этой квартире?

Молчу. Все, сволочь, рассчитала, что о наших отношениях с ней не упомяну.

— Так... Заскочил.

— Мы видим уже, что вы заскочили. А зачем?