Набираю в грудь больше воздуха, давя всхлип, и выпаливаю, пока не передумала:
— Восемь недель. Мне жаль, но они не твои.
Каменеет весь. Вижу, как дергается кадык и Макар медленно, невыносимо медленно переводит взгляд на меня. А мне орать хочется, потому что в карих глазах застыли еще те, самые первые эмоции — стоящие стеной слезы умиления.
— Что ты сказала?
— Не твои… они. Виктора, — цепляюсь за свой план, как за спасительную соломинку, затыкая рот бьющейся в предсмертных криках, разодранной в клочья душе. — Мы давно хотели, да всё никак не получалось. А два месяца назад… старались очень. С тобой предохранялись, а с ним нет… Вот и получилось. Тем более у Виктора в роду двойни есть, это же генетическая предрасположенность. Так просто не получается, чтобы сразу двое… — в моем голосе холод и сталь. Пока говорю, смотрю твердо ему в глаза, даже не моргаю.
Когда делает шаг ко мне, всё еще сидящей на высокой кушетке, подбираюсь вся. Мой взгляд мечется по волевому лицу в попытке понять, поверил или нет. Тяжелой поступью приближается и, уперевшись руками в кушетку по обе стороны от меня, наклоняется низко.
— Повтори! — и взглядом держит. Страшным. Черным. Готовым наказать.
??????????????????????????— От Виктора…
Неожиданно бьет со всей силы рукой по кушетке.
— Еще раз!
— Дети от Виктора…
Дышит шумно, так, что у меня волосы у лица шевелятся, желваки по его скулам ходуном ходят и взгляд взбешенный. А у меня холод вдоль позвоночника, когда обхватывает затылок, зарываясь пальцами в волосы, приближает к себе. Близко.
— Я, конечно, тот еще подонок, но не настолько, чтобы лишать меня МОИХ же детей! — шипит в тихой ярости в самые губы. — Я проглочу эту ложь, потому что ничего другого не заслужил. Но у моих детей будут оба родителя. Независимо от того, простит ли их мама папу.
Глава 21
Макар
Удушливый смрад и запах ржавчины, витающие в пространстве просторного цеха, где когда-то гудели станки, трудились рабочие и кипела насыщенная жизнь, пропитали мою одежду, кажется, насквозь. По заброшенному зданию то тут, то там пролегают тени, сквозь разбитые окна, заколоченные досками, едва проскальзывает уличный свет. В дальнем углу под ворохом мусора то и дело скребутся крысы, изредка пробегая вдоль кирпичных стен, закрашенных яркими граффити.
— Ты хотел поговорить. Я тебя слушаю, — подгоняю собеседника — невысокого коренастого мужика, который с неприязнью во взгляде внимательно следит за моими передвижениями по цеху.
— Знаешь, кто я?
— Ты думаешь, я бы приехал на встречу, предварительно не узнав, кто мне ее назначает? — вскидываю насмешливо бровь, останавливаясь напротив.
— Отлично. Тогда обойдемся без прелюдий. У меня есть информация, которая может тебя заинтересовать.
— Дай угадаю, — достаю из кармана пальто сигареты и неспешно закуриваю, глядя на собеседника сквозь облако белого дыма. — И в обмен на эту информацию ты хочешь, чтобы я помог твоему другу избежать тюрьмы.
— Поражен твоей догадливостью, — усмехается криво мент. — Взглянешь? — небрежно бросает увесистую папку на покрытый многолетней коррозией подоконник. — Здесь информация, связанная с убийством твоего брата.
— И с чего ты взял, что мне это еще интересно?
— Потому что в той цепочке, которую собрал ты, не хватает пары звеньев. Шеллаков действовал не один. Мне потребовалось приложить немало усилий, чтобы собрать весомые доказательства. Следы подтирали с особой тщательностью.
Видя, что его слова не произвели того эффекта, которого мент, должно быть, ожидал, говорит, понизив голос:
— В моей машине находится человек — правая рука Шеллакова. Побеседуй с ним, а еще лучше пробей номер телефона, который записан у него в контактах как Призрак.
Достает из внутреннего кармана визитку и кладет рядом с папкой.
— О тебе в определенных кругах полно слухов. Многие тебя ненавидят, боятся, восхищаются, завидуют, но ни один не назвал бесчестным ублюдком. Так что подумай, стоит ли начинать им быть. Виктор не виноват в том, в чем ты его обвиняешь. Как и Ольга.
Уже у самой двери оборачивается и бросает тихо:
— Куда уколоть так, чтобы попало точно в цель, знают только близкие. Свяжись со мной, как закончишь. И да, — уже почти перешагнув порог. — Людям порой свойственно пропадать… без вести.
Если правда о невиновности Ольги ощутимо выбила почву из-под ног, то информация в этой папке разодрала меня на куски. В самом жутком кошмаре я не мог предположить, что человек, которому я слепо доверял, окажется бездушной расчетливой мразью.
Я заперся у себя в кабинете и сутками, без перерыва на отдых и сон, перечитывал, сопоставлял даты и события в жалкой попытке найти хоть малейшую лазейку. И не находил.
Начал пить в надежде, что виски поможет хоть на время отключить сознание, обнулить мысли. Я мало чем походил на себя прежнего. Выл как смертельно раненое животное, рычал, сжимая руками голову, захлебывался своими криками, до кровавого месива разбивая костяшки о стену. Осознание, что всё это время Руслан находился рядом и равнодушно наблюдал за тем, как я разрушаюсь изнутри, убивает.