Любовь цвета боли 2 (СИ)

А в голове оглушающе бьется вопрос: за что?

В памяти проносятся самые яркие воспоминания, связанные с нашей многолетней дружбой, навеивая острую ностальгию.

Забитый, щуплый, со здоровенным фингалом под левым глазом. Мальчишка, всего на пару лет младше меня. Я тогда дрался не на жизнь, а на смерть. Один против четверых старшаков. За него дрался. Поклялся себе тогда, что костьми лягу, но в обиду больше не дам.

В день, когда мне исполнилось двенадцать, подарок принес. Баба Нюра, бывшая соседка его покойных родителей, которая изредка приходила наведывать Руслана, принесла накануне посылку от дальних родственников то ли из Австралии, то ли из Америки. Так вот из этой посылки он подарил мне маленький сундучок с шоколадным батончиком внутри и крошечным, немного хлипким конструктором фирмы Lego. В то время мы, привыкшие есть слипшуюся комком ненавистную кашу, и мечтать не смели об отечественных конфетах, что уж говорить об импортных сладостях.

Уже глубокой ночью мы собрались втроем на моей кровати и в свете маленького, тускло светящего фонарика долго смаковали жуть какой вкусный, разрезанный на три ровные части деревянной линейкой батончик, а затем собирали и разбирали мелкие детальки фирменного конструктора, пока не села батарейка в том самом фонарике. Пусть детали и были немного кривыми, не всегда заходили в пазы, но это же настоящий Lego. Я такой только по телевизору в рекламе видел, а уж что мне посчастливится стать обладателем подобного, и не надеялся даже. Утром с гордостью отвечал на восхищенные вопросы мальчишек «Откуда?», что лучший друг подарил.

Я этот «Волшебный сундучок» храню по сей день как память о моментах, проведенных вместе.

Помню костер в летнюю звездную ночь. Подростками уже были. И клятву нашу на крови помню. В верности клялись друг другу. Что никогда и ничто не станет между нами и нашей дружбой.

Помню, как встречал из интерната. Гудели тогда неделю, весь район на ушах стоял. А как по-другому? Ведь лучший друг будет рядом. Когда попали в группировку, братом уже считал, ближе по духу Руслан мне был даже, чем родной по крови Назар. И в подворотне той, в которой меня Борисович нашел, за него удар в бочину получил, а Руслан сбежал. Струсил.

Как сейчас помню. Лежу на холодной, покрытой изморозью брусчатке в забытой богом подворотне, бок огнем горит, силы медленно покидают меня вместе с горячей липкой жидкостью, сочащейся сквозь пальцы, а на душе спокойно — главное, братишка живым из передряги выбрался.

Когда на ноги встал, чуть ли не за шкирку вытягивал из наркоманских притонов. Слабым Руслан оказался. Не смог устоять. Работа, деньги, жилье, машины — бери всё, что есть, только за голову возьмись. Долгие годы реабилитации. Бывало, я сутками не ел, не спал, боялся, что только отвлекусь — и опять всё по кругу. Помню, как сердце кровью обливалось и рвалась на части душа, когда некогда пышущий здоровьем молодой пацан стонал и плакал, словно беззащитный ребенок, умоляя дать дозу.

??????????????????????????Меня никто и никогда не учил, как нужно любить. Та мизерная часть родительской любви, которую я успел получить в детстве, разбилась вдребезги о реалии совсем другой жизни. Где каждый, пять тебе лет или десять, вынужден самостоятельно выживать в суровой реальности интернатовских будней. Руслана я любил всем сердцем. Любил — как умел.

Когда ему удалось побороть зависимость, я предоставил другу полную свободу и неограниченные возможности изменить жизнь к лучшему.

«Кто-то же должен тебе спину прикрывать», — всегда уверенно отвечал Руслан, преданно глядя на меня, когда получал очередное предложение реализоваться отдельно. А по итогу я получил смертельный удар ножа в спину от того самого оборванного мальчишки с подбитым глазом.

Глава 22

Макар

Смотрю на запись с видеокамер в тот долбаный роковой вечер. Как Оля отвернулась, выскользнула из рук Виктора и шмыгнула в калитку, ни разу не обернувшись.

Слушаю пропитанный холодом голос на подлинной записи телефонного разговора: «Чужие, Витя! С того самого момента, как нам поставили печати о разводе, мы друг другу никто!»

Моя маленькая девочка. Воительница.

В душе гордость вперемешку с восхищением за то, что оказалась в разы лучше меня. Сильнее. Выносливее.

Ведь не верила. До последнего билась за нас. Пока я окончательно не переступил черту. У меня волосы на голове шевелятся от мысли, что в тот момент детей моих под сердцем носила.

Когда бил словами, не щадя и не считаясь с ее чувствами. Когда до дерущей боли в груди ломал и унижал. Воевал с хрупкой девочкой, которая посмела всего лишь искренне полюбить такое бездушное чудовище, как я.

И взгляд ее потерянный в кабинете клиники никогда не забуду. И последовавшую за ним истерику, которую удалось прекратить только с помощью успокоительного. И как надрывно кричала, что ненавидит, проклинала день, когда впервые встретились.

А я стоял в углу комнаты и смотрел, пока переполошенный персонал пытался помочь малышке. Смотрел и понимал, что человеку, превратившему нашу жизнь в ад, пусть и моими же руками, пощады не будет.