Сердце Кристин разрывалось. Она присела на корточки рядом с малышом, обняла его и начала утешающе гладить по спинке, мальчик всхлипывал. Она говорила ему, как сильно болел Василис, что сейчас он на небесах и снова здоров и что однажды они встретятся.
Внезапно краем глаза она увидела, что кто‑то сел рядом с Ники.
Анатоль. Он протянул руку, похлопал мальчика по плечу и понимающе спросил:
– Ты говорил, что рисовал с няней?
Кристин почувствовала, как сын зашевелился в ее объятиях и повернулся к Анатолию. Лицо его было заплаканное. Малыш кивнул.
Анатоль продолжил так же вкрадчиво и загадочно:
– Почему бы тебе не нарисовать картинку специально для… для деда?
Он немного споткнулся о слово «дед», но все же сказал это.
– Когда я был маленьким, я рисовал поезд для… деда. Он был ярко‑красный с голубыми колесами. Ты тоже можешь нарисовать, и тогда у него будут две картинки от нас.
Кристин видела, как ее сын смотрит на Анатоля. Горло ее сдавило, как будто металлическая проволока обвилась вокруг ее шеи.
– Можно он будет голубой? – спросил мальчик.
– Конечно. Голубой с красными колесами, – улыбнулся Анатоль.
Малыш просиял. От слез не осталось и следа. Он взглянул на няню. Та стояла в сторонке, готовая в любую секунду вмешаться.
– Какая прекрасная идея! – воскликнула она. – Пойдем нарисуем поезд.
Она протянула руку, и Ники взялся за нее, готовый пойти наверх.
У лестницы он обернулся и сказал:
– Мы с няней идем рисовать поезд для деда.
Кристин улыбнулась:
– Чудесная идея, милый.
– Покажешь мне, когда закончишь? – сказал внезапно Анатоль и поднялся.
Ники кивнул, и они с няней отправились наверх. Кристин проводила их взглядом, а затем попыталась встать. Голова ее закружилась, и черные мушки залетали перед глазами. Пульс стучал в голове и ушах. Она покачнулась. Внезапно почувствовала твердую руку, которая ухватила ее за локоть.
На исходе сил она высвободилась и отстранилась.
Анатоль прошептал так, что было слышно только ей:
– Я даже подумать не мог…
Кристин дрожала, но голос оставался твердым и решительным.
– Как я и сказала, откуда тебе было знать? Если Василис решил не говорить тебе, зачем мне это делать?
Анатоль буравил ее глазами, такими темными, совсем как у Ники. Кристин снова почувствовала головокружение. Она не должна об этом думать. Глаза Василиса тоже были темными, типичными греческими, а темный цвет почти всегда доминирует. Неудивительно, что сын не унаследовал ее голубых глаз.
– Почему мальчик зовет моего дядю дедом? – спросил он серьезно.
Тиа вздохнула:
– Василис думал, так лучше, разумнее…
Она замолчала.
Но Анатоль не намерен был отступать.
– Почему?
Его глаза буравили ее. Кристин потерла ладонью лоб. Последний месяц был для нее полон кошмаров. Сначала тяжелая болезнь Василиса, ужасные две недели горя после его смерти, и теперь в день похорон она встретилась с человеком, из‑за которого и вышла за Василиса.
– Твой дядя знал, что у него слабое сердце и что он умрет, когда Ники будет еще маленьким. Поэтому он решил…
Она глубоко вздохнула, выдавливая из себя слова:
– Он решил, что для Ники будет лучше, если тот будет считать его дедом, так он легче перенесет утрату.
Губы Тиа дрожали, глаза наполнились слезами, а руки крепко сжались в кулаки, так что ногти впивались в ладони.
Анатоль молчал, мысли сновали в его голове со скоростью света. Воспоминания всплывали одно за другим.
«Я не намерен становиться отцом, даже не пытайся меня заставить».
– Василис сделал все правильно, – сказала Тиа тихо. – У Ники останутся только бледные воспоминания о нем, но эти воспоминания будут только хорошими. Я всегда буду отзываться о нем с уважением и почтением, и Ники запомнит это.
Тиа сглотнула, но сделала еще одно усилие, чтобы сказать то, что должна.
– Спасибо тебе за идею нарисовать паровозик. Это отвлекло мальчика от грустных мыслей.
– Я вспомнил, как сам рисовал картинки для дяди. Он приходил к нам и играл со мной. Я был рад этому. Позднее он приходил и увещевал моего отца остепениться ради меня, но все было зря.
Анатоль нахмурился. Он и так сказал слишком много. Он поднял глаза на Тиа и серьезно произнес:
– Нам надо поговорить.
Кристин села на софу, обитую лощеной хлопчатобумажной тканью с рисунком из цветов и птиц. Она все еще была напряжена. Миссис Хьюз принесла поднос с кофе и поставила его на столик, украшенный золоченой бронзой. В горле у Тиа пересохло, и она была рада любому напитку, чтобы немного восстановить баланс воды. Кофеин должен был также придать ей сил.
В голове продолжали всплывать воспоминания.
«Я бы выпил чашечку», – сказал Анатоль в первый день их знакомства, когда она чуть не попала под его машину. Помнил ли он это? Она не знала. Лицо его было непроницаемо.
Она смотрела на него и понимала, что его власть над ней ничуть не уменьшилась со временем. Страсть овладевала ею так же сильно, как и в тот первый раз, пять лет назад, когда она впервые увидела его.
«Он должен уйти, мне нужно заставить его…» – думала Тиа в панике.
– У Василиса есть сын, это все меняет, – серьезно сказал он.
Тиа открыто посмотрела на Анатоля:
– Почему?