Любовь в полдень

— Кто позволил ему уйти в разгар ссоры? — возмутилась Беатрикс, короткими сердитыми движениями отряхивая пыльные бриджи. — Нельзя же просто развернуться и все бросить, надо довести выяснение отношений до конца.

— Если бы он остался, радость моя, — невозмутимо ответил Лео, — мне непременно пришлось бы отдирать его руки от твоей шеи.

Разговор прервался: оба молча смотрели, как Кристофер выехал из конюшни и пустил лошадь легким, грациозным галопом. В седле он держался невыносимо ровно и всем своим видом напоминал безупречно отточенное лезвие ножа.

Беатрикс покаянно вздохнула.

— Нехорошо получилось. Я пыталась отстоять независимость, а о его чувствах вовсе не подумала, — признала она честно. — Когда жеребец перевернулся, Кристофер, наверное, отчаянно за меня испугался.

— Наверное? — язвительно переспросил Лео. — Да на нем лица не было! Теперь у парня неизбежно начнется черная полоса — иначе эти припадки и не назовешь.

. — Я должна сейчас же пойти к нему.

— Сначала переоденься.

— Ради всего святого, Лео, только один-единственный раз!

— Никаких исключений, дорогая. Я хорошо знаю своих сестер. Дай вам палец, так вы руку откусите. — Он откинул назад ее рассыпавшиеся спутанные волосы. — И еще… не смей ходить одна.

— Мне не нужна дуэнья. Это скучно.

— Представь себе, функция дуэньи заключается именно в том, чтобы подопечной было скучно.

— Знаешь, в нашей семье любому, кто вызовется сопровождать, дуэнья нужна еще больше, чем мне.

Лео собрался возразить, однако лишь безнадежно махнул рукой. Происшествие само по себе удивительное: трудно было вспомнить хотя бы один-единственный случай, когда лорд Рамзи не сумел найти достойного возражения.

Подавив улыбку, Беатрикс побежала к дому.

Кристофер простил невесту еще в дороге, даже не успев доехать до дома. Он понимал, что Беатрикс привыкла к неограниченной свободе, а потому сопротивлялась любым ограничениям ничуть не меньше своего дьявольского жеребца. Чтобы приучить будущую супругу к новым условиям, потребуется время — это он знал давно.

Но потрясение оказалось настолько серьезным, что не оставило на размышления ни времени, ни сил. Она слишком много для него значила. Нет, не так: в ней заключалась вся его жизнь. Душа не выносила даже мимолетной мысли о том, что с любимой может произойти нечто опасное. Шок при виде смертельной угрозы жестоко давил, неодолимая смесь ужаса и ярости взорвалась в душе и оставила после себя хаос. Нет, даже не хаос, а нечто более страшное: мрак. Серый, вязкий, глухой туман поглотил и уничтожил все звуки, все чувства, Сознание едва удерживалось в теле; казалось, одно неосторожное движение, и мир окончательно померкнет.

Подобная неестественная отчужденность время от времени угнетала его и на поле битвы, и в госпитале. Состояние не поддавалось ни прогнозам, ни лечению; оставалось одно: терпеливо ждать избавления.

Объявив экономке, что не желает никого видеть, капитан Фелан укрылся в молчаливом полумраке библиотеки, открыл буфет, обнаружил бутылку арманьяка и налил полный стакан.

Напиток оказался крепким, резким, перченым и с первого же глотка обжег горло. Лучше и не придумаешь. Надеясь, что холод в душе не выдержит огненной атаки, Кристофер проглотил первую порцию и налил вторую.

За дверью послышалось знакомое царапанье когтей по дереву. Он встал и пошел открывать. Альберт появился на пороге, безмятежно и дружелюбно помахивая хвостом.

— Ах ты, никчемное создание, — приветствовал Кристофер и наклонился, чтобы погладить. — Воняешь, как пол в грязной таверне. — Пес требовательно прижался к ладони; хозяин послушно присел на корточки и посмотрел с нескрываемой грустью. — Интересно, что бы ты сказал, если бы умел говорить? — спросил он. — Наверное, хорошо, что не умеешь. Для того и держат собак: никаких разговоров, только преданный взгляд и бесконечное пыхтение.

За спиной, возле двери, внезапно раздался голос:

— Надеюсь, это не то, чего ты ожидаешь…

Не понимая, что делает, Кристофер инстинктивно вскочил, обернулся и сжал тонкую нежную шею.

— …от жены, — неуверенно закончила Беатрикс.

Кристофер застыл. Пытаясь прогнать наваждение, он глубоко вздохнул и крепко зажмурился.

Что же произошло?

Опомнившись, он понял, что стоит, схватив одной рукой Беатрикс за горло и пригвоздив к дверному косяку, в то время как вторая рука сжата в кулак и занесена для смертельного удара. До жестокого, трагического, непоправимого нападения оставался лишь краткий миг.

Кристофер с ужасом осознал усилие, которое потребовалось, чтобы разжать кулак и опустить руку. Ладонь на шее ощущала беззащитное тепло кожи, хрупкое биение пульса, осторожную попытку перевести дух.

Глядя в бездонные синие глаза, он почувствовал, как ярость отступает под натиском отчаяния.

Тихо выругался, резким движением убрал руку с шеи, подошел к столу и поднес к губам второй стакан арманьяка.

— Миссис Клокер предупредила, что ты просил не беспокоить, — заговорила Беатрикс. — Ну а я, разумеется, первым делом побеспокоила.

— Не приближайся ко мне сзади! — прорычал Кристофер. — Никогда!

— Следовало бы и самой это знать, впредь не забуду.

— Почему это?