Прощаюсь с мамулечкой и погружаюсь в болезненные детские воспоминания. Нет-нет, у меня было счастливое детство: мама, бабушка Алла, дедушка Ваня. Мы жили втроем в этой самой квартире в “Золотом квадрате” — центре Алматы. Я купалась в маминой любви и ласке, а баба с дедом меня всячески баловали. Алла Федоровна преподавала музыку в консерватории, дед Иван Васильевич работал фотографом в газете “Казахстанская правда”. Типичная интеллигентная семья. Но в детском саду, из которого меня забирал обычно дедуля я стала замечать, что за другими детьми приходят мужчины помоложе и ребята называют их папами. Когда я спросила об этом маму, она почему-то заплакала и ответила, что мой папа на небе. Фотографий в то время и так было с гулькин нос, поэтому я никогда не задавалась вопросом, а как он выглядел. Мне было тогда почти четыре.
Моя мама — Наташа — школьная учительница русского языка и литературы. В 90-м ей дали в классное руководство пятиклашек и вот тут началось самое интересное. Были у нее там двойняшки: Равиль и Анвар. Один — серьезный, усидчивый, другой — разбойник. Она пару раз вызывала родителей в школу, но приходили тети. А когда Анвар выбил окно в кабинете математики, мама не выдержала и сама позвонила его отцу. Он прибежал на следующий день в школу и…влюбился в маму с первого взгляда. Оказывается, жена Дильшата Касымова умерла несколько лет назад от рака. Мужчина работал стоматологом, а с детьми помогали его сестры. Только он не сразу признался маме в своих чувствах, а после первого родительского собрания. Мама его ухаживания приняла, несмотря на то, что он был другой национальности. Ближе к Новому году Дильшат сказал, что хотел бы представиться семье. У бабушки как раз был день рождения 24 декабря, и мама его пригласила.
И вот праздничный стол накрыт, на часах уже восемь вечера, а дорогого гостя все нет и нет. Мама вся извелась, то и дело поглядывала в окно, перешептывалась с бабушкой. Наконец, раздался звонок в дверь, которую пошел открывать дед. На пороге стоял взлохмаченный, избитый, замерзший мужик с выбитым зубом и запекшейся кровью на губе. В руках он сжимал несчастный, помятый букетик гвоздик. Дедушка Ваня посмотрел на него с ног до головы, повернул голову и крикнул через плечо:
— Аллочка, кавалер пришел. Ну проходи. Иван Васильевич, — представился дед.
— Дильшат, — кивнул гость.
Мужчины пожали друг другу руки, а когда из зала выбежали женщины, дед развернулся и по дороге в комнату пробурчал что-то себе под нос.
Много лет спустя, когда дед уже был без ума от зятя, бабушка призналась, что пока Дильшат со мной знакомился, он зашел к бабе на кухню и шепнул ей на ухо:
— Господи, Аллочка! И где она только таких уёбищных находит?
Характер у меня все-таки дедовский.
На самом деле, мой будущий папа мог просто до нас не дойти. По дороге на день рождения на него напали воры и, пригрозив ножом, сняли импортное пальто и часы. Это были девяностые. Тогда даже в центре города тебя могли “раздеть”.
Мы с маминым ухажером быстро нашли общий язык, потому что он умел показывать фокусы и с удовольствием катал меня на спине, изображая лошадку. А когда они поженились, он меня удочерил По сей день я так и осталась для него единственной дочкой, потому что позже мама родила ему еще одного сына.
Не вся уйгурская родня Дильшата приняла меня и маму с первого раза. Некоторые первое время смотрели косо, но потом оттаяли и подружились с Наташей. С 91 года я жила в полной семье, с родителями и новыми братьями. Родители отчима были хорошими, тихими пенсионерами и жили в большом частном доме на окраине Алматы. И я с большой любовью помню их уйгурский дворик, залитый солнечным светом, стену, увитую виноградной лозой, голубую деревянную летнюю кухню и большой сад, где цвели яблоня, груша, урюк и персики. В сезон они падали на сочную траву и мы с братьями и сестрами собирали их для компота.
Я сразу сдружилась с двоюродной сестрой Эсмигюль — моей ровесницей. Вместе мы смотрели за тем, как летом бабушка Аджар, которую все внуки называли “мома” (