— Ты ведь не появился ниоткуда. Не возник из-под земли сразу с мечом в руках, готовый покорять нортумбрийцев. Мне хочется побольше узнать о твоем прошлом.
Он улыбнулся.
— Незачем тебе это знать. Я живу настоящим.
— Вот обо мне тебе известно все. Но о своей юности ты вспоминать отказываешься. А ведь именно юность сформировала тебя таким, какой ты есть. — Она коснулась губами его щеки. — Расскажи. Мне любопытно.
— Откуда такой неожиданный интерес?
Эдит не ответила, не желая признаваться, что ищет ответа на один мучивший ее вопрос, а потом глубоко вздохнула.
— Я хочу узнать, насколько правдивы слухи о твоей матери. О том, что она пыталась убить тебя.
— Мой отец был ярлом, одним из самых доверенных советников старого короля Вика.
— Почему же ты не живешь там?
— Потому что моя мать была его наложницей. — Он машинально дотронулся до шрама на шее. — У его законной жены были свои планы на тот счет, кто станет наследником его богатства. По нашим обычаям его следовало разделить поровну между всеми детьми, но она решила сделать по-своему.
— Значит, это сотворила не твоя мать, а жена твоего отца? — ахнула она, шокированная внезапной догадкой. — Она приказала тебя повесить?
— И запретила под страхом смерти приближаться ко мне, — усмехнулся он. — Я совершил ошибку. Влюбился в девушку, которую прочили в жены моему сводному брату. И вдобавок осмелился победить его в состязании на мечах. Вот она и обвинила меня в воровстве.
— Но ведь кто-то рискнул жизнью и спас тебя?
— Один из отцовских слуг. Полагаю, из любви к моей матери. Он ослабил веревку. Но все равно, когда ее срезали, во мне едва теплилась жизнь. Потом он помог мне тайно бежать, и я много лет не возвращался в Норвегию.
— Он еще жив?
— Нет, умер. Его сын Свен, с которым мы вместе росли, был моим товарищем по оружию. Я не встречал человека честнее и лучше, чем он. Он во всем служил мне примером.
— Сколько лет тебе было?
— Четырнадцать. Потом я отправился в Византию, служил там наемным воином и таким образом сделал себе имя. Подозреваю, именно из-за шрама меня и взяли на службу. — Он криво улыбнулся. — Можно сказать, отцовская жена, сама того не желая, подсобила мне.
Эдит сжала руки. Его история подарила ей надежду. Он не понаслышке знает, каково это — быть отверженным. А значит, у нее может быть шанс спасти Этельстана.
— Почему ты уехал из Византии?
— Там мне не на что было рассчитывать. — На его скуле дернулся мускул. — Женщина, которой я доверился, предала меня, и со службой пришлось распрощаться. Мне повезло, что в это время Хальвдан и его братья набирали людей для вторжения в Англию. Так у меня появилась новая цель. Хальвдан пообещал наградить меня землей, чтобы я смог жениться на женщине своей мечты, и сдержал слово.
— Неужели в Норвегии это такая же редкость, как и у нас? — умудрилась пошутить она, хотя боль прошила ей сердце. Он любит другую…
— Да. Я высоко ценю тех, кто держит слово. И сам никогда не сверну с выбранного пути.
— Даже если увидишь иной путь, еще лучше?
Он покачал головой.
— Такого просто не может быть. У меня есть определенная цель, и мне важно следовать к ней, не сворачивая.
— Какая же?
Он обвел рукой пространство вокруг себя.
— Иметь свой кусок земли, где можно спокойно жить и растить хлеб. Где можно пустить корни.
— И все?
Он вздохнул.
— К чему ты клонишь, Эдит? Раз тебе так необходимо все знать, то в Норвегии у меня есть невеста. В ближайшем будущем я собираюсь послать за ней. Король об этом знает и одобряет с тех самых пор, как взял меня на службу.
У нее скрутило живот.
— Значит, у тебя есть нареченная.
— В некотором роде. Есть одна девушка. Ее пообещали отдать мне в жены, если я стану ярлом. Подозреваю, ее папаша был уверен, что этому никогда не бывать, но все знали, что рано или поздно я добьюсь своего.
Все, кроме нее. Крошечная надежда на то, что однажды он полюбит ее и захочет взять в жены, умерла, так и не распустившись. Эдит вздернула подбородок, не желая показывать, как глубоко ее ранили его слова.
— И когда ты собирался рассказать мне о ней?
— Никогда. Она не имеет к нам никакого отношения.
Она стиснула кулаки так сильно, что побелели костяшки.
— Ты должен был рассказать. Для меня это важно.
— Почему? — с искренним недоумением спросил он.
— Потому что ни одной женщине я бы не пожелала испытать то, что пережила сама. — Слезы обожгли ей веки, но она сдержалась. Плакать она не станет. — Вот почему.
— Но я же не собираюсь увиливать от своих обязанностей и оставлять тебя ни с чем. — Он нахмурился. — Я знаю, каково это. Моя мать была наложницей.
Каждое его слово больно впивалось ей в сердце. Глупая, она вообразила, что после одной страстной ночи он захочет связать с ней свою судьбу. То, что в мыслях казалось таким естественным, обернулось нелепицей. Она ничего для него не значит. Просто очередное теплое тело. Все это время его сердце принадлежало другой. У нее не было никакого права терзаться, но она ничего не могла с собой поделать. Впервые в жизни она захотела, чтобы ее полюбили.