Любовь во времена Тюдоров. Обрученные судьбой

– Нельзя безнаказанно убивать джентльмена, особенно если он служит королю, – сощурился Генрих. – Бунт, говорите, вспыхнул в тот же день? Откуда вы знаете, что все так и было и что Бальмер не совершил убийство нарочно?

– Но сэр Уильям не изменял и не подстрекал к бунту, он лишь защищал свою собственность. Ведь погиб его лесничий. Тому есть свидетели, – решительно продолжил Ральф.

Он хотел бы спросить короля об Аске, о его приглашении во дворец, но вряд ли такой вопрос был уместен сейчас. Он подумал, что адвоката ждет незавидная судьба, если он примет это приглашение, и если не примет – тоже.

– Гм… мы поразмыслим над этим, – король оперся локтем о стол, поглаживая аккуратно подстриженную бороду. – Вы отважный человек, Перси, и вы мне нужны, но об этом побеседуем позже. И послушайтесь моего совета – бросайте дурнушку-жену, ваш брак недействителен, а я сам найду вам красотку-леди! Но я не забуду о Бальмере, милосердие мое знает себе цену. А теперь расскажите о своих странствиях. Секстен, пусть принесут вино и еду!

Ральф покинул Виндзор со щитом, ворота с грохотом закрылись за его спиной. Правда, щит был немного поврежден – он не знал, каким образом король будет помнить о сэре Уильяме Бальмере – фортуна то ли помогла, то ли загадала очередную загадку.

* * *

Кухня в лондонской гостинице, где остановились Перси и его верный оруженосец, не блистала ни качеством блюд, ни их разнообразием – куропатки были сильно пережарены, морковь в салате подвяла, а хлеб имел твердую, явно вчерашнюю корку. Это не добавило бодрости Ральфу, и без того озабоченному делами. Он поднялся наверх в комнату и, подождав, пока ловкий мальчишка-подросток разожжет камин, а слуга принесет кувшин с элем и кубок, взял пакет, который передал ему в Йорке Аск, развязал шнурок и развернул пергамент. Освободил столешницу, смахнув на пол все, что мешало распорядиться пространством, и разложил огромный лист, склеенный из нескольких малых. Это была карта – карта острова.

Одного взгляда хватило мореплавателю сэру Ральфу, чтобы понять, что карта эта особенная – на нее с потрясающей тщательностью и деталями были нанесены все или почти все города и селения Англии, границы графств, речные преграды, а главное, подробно очерчена береговая линия с маяками, укреплениями и сторожевыми постами. За такую карту можно было отдать целое состояние, и, вероятно, кто-то так и сделал. Записка, о которой говорил Аск, представляла собой клочок бумаги, испещренный цифрами и какими-то символами, над которыми, видимо, рукой адвоката были написаны уже известные Ральфу слова: «У нас все готово, но мятеж ломает планы. Присоединиться и вести их в город или ждать нового приказа?»

Что означали эти слова? Заговор против короля? И можно ли верить командиру мятежников, что в записке зашифрована именно эта фраза?

Тисл! – вспомнил Ральф прозвище адресата, названное Аском. Кто этот загадочный Тисл и что он собирался делать с этой картой? Одно было ясно – таинственный Репейник явно не намеревался передавать ее в Оксфордский или Кембриджский колледжи. Ну что ж, Репейник так Репейник, один стоит другого, усмехнулся Ральф. Судьба опять шутила, подбросив почти тезку на его тернистом пути. Он свернул карту, размышляя, не показать ли ее сэру Мармадьюку Скроупу, дабы выслушать его предположения по поводу этой ценной посылки и ее возможных адресатов.

Карта увела его мысли, а эль слегка утолил печали, хотя тревога о леди Вуд, которая настигла в трактире в Питерборо, не давала покоя. Возможно, это были лишь домыслы, возбужденные желанием увидеть сероглазую леди, а возможно, и истина.

Домыслы получили неожиданное и веское подкрепление, когда Бертуччо вихрем ворвался в его комнату. Казалось, вокруг его черноволосой головы вьется вихрь молний.

– Разрази меня гром, Берт, ты уже успел испробовать прелести той девицы, что расхваливала подгорелую куропатку, и за тобой гонится ее жених-рогоносец? – поинтересовался Ральф, уставившись на оруженосца.

– Не гневайтесь, мессер! – воскликнул Бертуччо, подкрепив свое обращение к лучшим чувствам хозяина неаполитанской поговоркой, суть которой сводится к мысли: «прежде спроси, затем вешай, а если повесил, прежде чем спросил, не вини веревку, что она попалась под руку».

– Наглец, – ответствовал Ральф. – Твои милашки не доведут тебя до добра.

– Милашка хороша, обещала дождаться меня ночью, – объявил Бертуччо.

– Наглый бездельник! – проворчал Ральф.

– Я трудился, мессер, – гордо подбоченившись, ответил неаполитанец, – перебирал наши трофеи, которые остались от парней, что напали на вашу маленькую леди.

– И что там нашел? Какого дьявола мне знать об этом? – бросил Ральф, щедро простив оруженосцу « вашумаленькую леди».

– Принес вам вот это, какие-то записи, взгляните, мессер, – с этими словами Бертуччо протянул ему истрепанный рулон бумаги, обернутый куском засаленной кожи и перевязанный шнурком.