Любовь во времена Тюдоров. Обрученные судьбой

Пожав плечами, Ральф взял бумаги, развязал шнурок и развернул сверток. Если бумаги принадлежали рыжебородому громиле, то он был грамотен, знал арифметику, довольно аккуратно вел свои разбойничьи дела и был человеком, не лишенным эпистолярного дара. Потрепанные страницы были исписаны колонками дат, цифр, перечнем имен, награбленных вещей и ценностей и кратких замечаний, отражающих отношение автора к упомянутым людям и вещам. Ральф перебрал, перечитал страницы, а последняя запись особо привлекла его внимание.

Окт. Тракт. джеркин, барахло – 2 – по 5 шил.

Окт. 10, город старухе Джо – 2 шил, подлая карга.

Окт. 12, Конаерс, нигодяй-закон с Пог. – роуд – 20 сов. за милашку-леди с севера + повозка, лошади, пр.

Окт. 15, Питербро – парни по 2 сов. за леди + что им пречит.

Леди с севера?! Ральф опустился на стул Бертуччо, встревоженный его озадаченным видом, присел рядом.

– Что вы там прочитали, мессер? Что-то важное?

– Это было в мешке того рыжего детины, что пал от моего меча? – спросил Перси.

– Да, кажется, то был его мешок, неплохой мешок, кожа добротная, можно продать за хорошие деньги. А что за бумаги, мессер?

– Его записи расходов и доходов. Diablo, если бы ты удосужился научиться читать, не пришлось бы сейчас объяснять, какие слова меня так озадачили.

– Но вы же знаете, я не способен к учениям, – отозвался неаполитанец.

– Знаю я, куда уходят все твои способности, Берт, – проворчал Ральф и пересказал строки, встревожившие его.

– Милашка с севера! Так, значит, они все же напали на маленькую леди не случайно! – воскликнул Бертуччо, выслушав объяснения хозяина. – Все сходится, святой Януарий! И тот боров в трактире твердил о рыжем, что искал леди на дороге.

– Не смей называть ее bambola! – рявкнул Ральф, переходя на родной язык. – Но ты прав, Берт, такое не может сойтись случайно дважды. Кто-то по имени Конаерс заплатил лихому человеку 20 соверенов и награбленное в придачу за нападение на леди Вуд.

Ральф мысленно вернулся к той ночи на дороге в Кембридж, вспомнив поляну, освещенную луной, и детину, бегущего с добычей в руках. Куда и зачем он тащил Мод? Зачем бросился вдогонку за ней? Если хотел позабавиться, то для практичного и опытного главаря, каким он представлялся, судя по размаху и качеству его темных дел, выбрал не самое удачное время – бросил соратников в пылу схватки ради того, чем мог успешно заняться, когда все было бы завершено. Ральф вспомнил, как разбойник замахнулся мечом на Мод в тот момент, когда следовало бы защищать себя. Напрашивался горький вывод: ему была нужна она, живой или мертвой, и именно за похищение или убийство он получил свои тридцать сребреников.

«Но кому это потребовалось? Мужу, к которому она так спешила? Какие враги могут быть у нее? Или она везла с собой что-то очень ценное? Либо они перепутали ее с другой „милашкой“?»

Так или иначе, но это было очередное подтверждение грозящей ей опасности. Дальнейшие размышления, ход которых был не столь уж извилист, а вполне прямолинеен, привели Ральфа к выводу, что загадочный злодей Конаерс мог быть, скорее всего, так называемым адвокатом темных дел, исключенным из гильдии, не чурающимся посредничества в грязных делишках. Ему случалось сталкиваться с подобными типами, так отчего таковому не оказаться на этой Пог. – роуд. Впрочем, это были лишь домыслы, которые требовали подтверждения.

– Пора идти. – Ральф поднялся, засунул записки разбойника в поясную сумку. – Подай-ка мне другие огниво да кремень, Берт, – добавил он. – Они там, в дорожном мешке.

Бертуччо водрузил туго набитый мешок на лавку, развязал стягивающий его шнур и, помянув представителя нечистых сил, извлек смятый ком беленой ткани.

– Что это, мессер? – удивленно спросил он, приподнимая расправляющуюся простыню, в центре которой темнело пятно.

– Diablo! – взревел Ральф, выхватывая полотно из рук оруженосца.

Каким надо быть олухом, чтобы притащить с собой простыню – свидетельство того, что леди, которая стала его усладой на две октябрьские ночи, была невинна до того, как встретила его, сэра Ральфа Перси! На какую беду встретила? Он вспомнил, как бросил монеты на сундук лесничего, расплатившись за испачканную постель, и спрятал простыню в мешок, не понимая, зачем сделал это. Хотел скрыть содеянное? Спасти честь девы?

«Проклятье, – повторил он, – проклятье, она свела меня с ума!»

Язвительная реплика Бертуччо «мессер, кажется, леди прибрала вас к рукам» подействовала на него, как холодный октябрьский ливень. Он скомкал простыню и сунул ее в камин. Потухающее было пламя лизнуло полотно своими горячими языками, на миг посинело, словно от жадности, и, внезапно набрав силу, принялось пожирать добычу, пока белизна ткани не пала черным прахом. В комнате запахло паленой тканью. Честь девушки – все ее богатство, она дороже всякого наследства…*

* * *