Любовь во время пандемии

– Мой, – согласился Качанов, – я жалею о его смерти.

– И все? – удивилась Бережная. – Не можете сами ответить, попросите меня, я помогу.

– Ты? – возмутился Каро. – Ты вообще что про себя думаешь, девочка? Там такие люди стоят за всем этим…

– Если там не блатной, то вы никому ничего не должны, даже если за них просили продажные авторитеты.

– Это не тебе решать, кто продается, а кто по понятиям живет. Я скажу тебе, но знай, что я не боюсь ничего, даже если отвечать придется.

Карен расстегнул ворот рубашки и достал золотой крест.

– Вот перед ним я отвечаю. И пусть он меня судит. Слушай сюда. Наш Витя влип, как лох, которого развели. У него была встреча с читателями, но не здесь, а в одном крае. Встреча была не одна. Он то в одном ДК, то в другом, его встречали, кормили, поили, а он книжки свои подписывал и языком молол… А потом к нему подошли пацаны и сказали, что его ждет губернатор на своей даче. Витька нашего под ручки туда и повезли. Так что все ноги оттуда растут. И соваться тебе со своим расследованием не советую, потому что не против урок пойдешь, не против воров, а против тех, кто теперь правит в нашей стране; против тех, у кого бабла столько, что любого купят.

– Если я правильно вас поняла, вы мне не рекомендуете заниматься этим делом.

– У тебя, девочка, ничего не получится, потому что ты никто. А они всё.

– А теперь, Каро, слушай меня. Тех, у кого все, я ненавижу больше, чем блатных беспредельщиков. Ты, Карен Константинович, блатной, но тебе государство не дало ничего, ни образования, ни должностей. Ты обуваешь лохов, грабишь тех, кто из бюджета сосет или взятки тянет из простых людей… Ты родился на зоне, и твоя мама Сусанна Георгиевна была осуждена за подкинутую ей валюту и наркоту. Потому что ее, красавицу, возжелал какой-то мерзавец, а она ему отказала. Ты там родился, а она умерла. Тебя вся женская зона кормила и убаюкивала. У тебя могут быть претензии к государству. А эти твари получили от государства все, что хотели: должности, звания, ордена, почет и уважене, но им все мало, они все тащат и тащат, да еще такими, как ты, прикрываются. Я понятно объясняю?

– Не тупой, – кивнул Качанов, – я въезжаю.

– Так вот, слушай меня, Каро, внимательно. Ты уважаемый вор, я уважаемый мент, хотя с ментовкой вроде как уже не дружу, но для меня важнее всего справедливость. Для меня важно, чтобы обиженный кем угодно – хоть тобой, хоть продажным чиновником – человек смог получить защиту и не боялся, что он окажется на улице или что его сын родится в тюрьме. Понял меня?

– Не тупой, я все секу. Правду говоришь.

– Тогда сдай гниду. А я уж найду способ с ним разобраться.

Качанов откинулся в кресле, бросил быстрый взгляд на Бережную, потом повернулся к окну и задумался.