Любовь во время пандемии

– Ментам сказал об этом?

– А чего стучать – сами разберемся.

Двери лифта разъехались, Коля вышел первым и направился к квартире. Вера вошла следом и оглядела пространство. На большой площадке находилась еще одна дверь.

– А там кто живет?

– Никого. Приходили какие-то фраера типа покупать, но Каро сказал, чтобы и думать не смели.

– Кому он это сказал?

– Кому-то. Я не присутствовал.

Они подошли к двери, и Трухин нажал на кнопку звонка. И тут же громко прозвучала мелодия «Владимирского централа».

– Как у вас тут! – восхитилась Бережная. – Все по понятиям.

– А то! – ответил Николай.

Дверь открылась. Трухин вежливо пропустил Веру вперед, она вошла, и тут же их встретил еще один молодой человек – здоровяк с напряженным лицом.

– Позвольте ваше пальто, – произнес он крайне вежливо, обращаясь к Бережной.

Так вежливо сказал, что от неожиданности сам закашлялся.

Вера сняла свое бежевое кашемировое пальто, положила на руки вежливого привратника и спросила:

– Куда проходить?

И тут же из глубины квартиры показался Качанов. Он махнул рукой.

– Следуйте за мной, гражданин начальник. То есть гражданка начальник.

Он даже не засмеялся. И никто не засмеялся. Поэтому Вере показалось, что это не было шуткой. Они прошли по просторному коридору и остановились у широкого проема, за которым оказался просторный холл, на стенах которого висели картины.

– Заходы! – произнес Качанов и засмеялся.

Вера зашла и обомлела от количества картин на высоких стенах.

– Карен Константинович, так у вас здесь настоящий музей!

– Музей-шмузей, – отозвался он, – я в этом не разбираюсь. Просто несут добрые люди мне в подарок эти картинки. А зачем мне все эти Кандинские-мандинские, Малевичи-фуевичи. Я люблю только одного художника: знаешь какого?

– Нет, – призналась Бережная.

– Айвазовского! Знаешь почему? Потому что он был армянином. Айвазян его фамилия. Ты это знала?

– Конечно, – кивнула Вера, – мне он тоже очень нравится.

– Так вот, я сказал кому-то, что мне нравится Айвазян, и мне сразу принесли. Я посмотрел. Очень хорошая картина. И вдруг я понял, что эта картина из музея в Ереване. И сразу говорю: неси обратно. А то нехорошо получается: в Ереване теперь нет ни одной картины Айвазяна. У них ни одной, а у меня четыре.

– У вас четыре картины Айвазовского? – не поверила Бережная.

– Нет, уже только три осталось. Я же говорил, что одну обратно в Ереван отправил: пусть люди ходят туда и восхищаются.

Бережной вдруг показалось, что Качанов придуривается и очень умело изображает из себя армянина.

– Давайте серьезно поговорим, Карен Константинович, – предложила она.

– Лады, – согласился Каро Седой и показал ей рукой на еще одну дверь.

Они вошли в комнату, где было окно во всю стену, а за ним виднелась гладь залива с остатками сошедшего льда.

В комнате не было никакой мебели, кроме низкого журнального стола и четырех кресел вокруг него. Каро показал на кресла и произнес:

– Присаживайся, уважаемая. С каким таким делом пожаловала?

Вера опустилась в одно из кресел и поправила юбку.

– По поводу Вити покойного.

– Так, чего там у тебя? – отозвался Качанов и тоже сел в кресло.

– У меня ничего. Просто хочу узнать: кому Витя в карты свою жизнь проиграл?

– Разве? – удивился Каро.

Так удивился, что даже брови вскинул.

– А разве он не просил помощи у вас? Мне даже интересно, почему вы ему отказали?

– Кто тебе сказал?

– Не важно кто, главное, чтобы менты об этом не узнали.

Карен молча начал ее разглядывать. Потом прищурился и отвернулся к окну, за которым ветер гнал льдины.

– Что знаешь? – наконец спросил он.

– Все, кроме размера суммы и того человека, которому Малеев остался должен. Ведь это не блатной. Верно?

– Не блатной, – согласился Каро, – но прикрытый.

– Если не блатной, зачем его покрывать?

– Ты ничего не понимаешь, – ответил Качанов, – нет сейчас масти: блатной, не блатной – у кого бабла больше, тот и правит. Витя влип, как страус, по самые – эти самые. И вытащить его даже я не мог.

– Разве? – не поверила Вера. – Ну, перекинулся человек в карты. Продулся по-глупому, должен остался, но ведь он не сявка, а известный в стране человек.

– А с той стороны – еще более известный. Такой человек, которого и блатные прикрывают, и разные органы ваши. Ты слышала, что такое омерта?

– Разумеется. Только почему-то все считают, что омерта – только закон молчания, а на самом деле – это свод правил, это кодекс чести мафии. Там много положений, главное из которых – не сотрудничать с государством. А я, как вам известно, государство не представляю. Идем дальше по заповедям омерты. Смерть одного из членов организации оскорбляет всю организацию, правосудие вершит не государство, а организация, члены организации подчиняются только ее главе. И есть только один способ покинуть организацию – смерть. А потом только закон молчания.

Вера посмотрела в глаза Каро Седого.

– Предположим, вы возглавляете организацию. И вдруг убили одного из ваших людей, неужели вы будете сомневаться в том, как ответить?

– Не буду сомневаться.

– Витя был вашим человеком, работал на вас когда-то, но умер – значит, он ваш человек?