Вера опустилась за стол, хозяин подвинул ей тарелки, но она, видя, что Калинина не может прийти в себя, обратилась к ней:
– Дело раскрыто. Можно считать, что заказчик выявлен. Пока, правда, не установлен исполнитель, хотя обычно бывает наоборот. Я, конечно, продолжу расследование, но мне не хватает информации. Вы, Нина, знаете больше, чем говорите мне, да и то в час по чайной ложке…
Вера продолжила:
– Меня, например, интересует эта американская писательница, а вы уходите от ответа, хотя знаете о ней куда больше, чем сообщили мне.
– Начнем с того, что она никакая не писательница, – вступил в разговор Осорин.
– Не надо, – остановила Нина хозяина квартиры, – а то окончательно во всем запутаемся…
– Так моя работа в том и заключается, чтобы все распутывать, – произнесла Вера.
– Ладно, – произнес Осорин, – тогда давайте все же к основному вопросу: почему мы здесь сегодня собрались. Дело в том, что я ложусь в больницу, мне предстоит операция, исход которой врачи не гарантируют, и я решил в последний раз пообщаться с близкими мне людьми. Ниночка мне близкий человек очень давно, а Верочка тоже близкий, потому что живет за стенкой, хотя и недавно.
– У вас онкология? – спросила Бережная тихо.
Осорин кивнул достаточно бодро, как будто его спросили о чем-то не очень значительном и важном.
– Открылось это как-то очень неожиданно для меня… Врачи обследовали, ничего не находили, а потом… Можно сказать, почти внезапно.
Нина посмотрела на Бережную и кивнула грустно:
– Вот так.
– Вина? – обратился к обеим гостьям Осорин.
Нина кивнула, и тогда Вера сказала:
– За ваше здоровье с большим удовольствием.
Михаил Борисович взял со стола бутылку и произнес:
– Божоле – очень приятное вино, оно меня веселит, и я с него не пьянею, сколько бы ни выпил.
– А когда вы выпивали в последний раз? – поинтересовалась Калинина.
– В Новый год с тобой, Ниночка, вместе пару бокалов шампанского.
Вера внимательно слушала, а хозяин, наполняя бокалы, продолжал:
– А до того как-то летом мы с тобой дали дрозда: приговорили по бутылочке крымского алиготе, которое в разных странах называется по-разному: мухранули, план гри, грисе блан, троен блан…
Осорин поднял свой бокал:
– Можно, конечно, за мое здоровье, но лучше за то, чтобы и через год мы сидели бы за этим столом и были бы такими же веселыми и беззаботными.
Нина посмотрела на Бережную, показывая, что кто-кто, но она точно не веселая и не беззаботная.
– Хорошо, – согласилась с хозяином Вера, – я не прочь встречаться за этим столом каждый год по нескольку раз.
Осушили бокалы. И Вера спросила, как бы между прочим:
– А вы давно знакомы?
– Двадцать лет, – ответил Михаил Борисович.
Нина немного напряглась, но он махнул ладонью, едва оторвав свою руку от столешницы, давая понять, что все нормально.
– Мне тогда потребовалась домработница, я обратился в агентство, и мне прислали молоденькую-молоденькую – такую, что сам испугался. Студентка, которая искала место с условиями проживания, о чем мне не сказали…
– Нина, но вы же жили тогда в общежитии, и, насколько я помню, вместе с Малеевым.
– Я ушла от него тогда, потому что однажды он не смог вступиться за меня, когда меня унизили… Просто стали домогаться в его присутствии, а он сделал вид, будто ничего не происходит.
– Трудно поверить. Вы смотрелись такой счастливой парой.
– Тем не менее мы уже жили в одной комнате, когда он заявился как-то с друзьями Горобцом, Лушником и еще одним парнем, который снимал комнату в общаге, но студентом не был. Они пришли уже выпившими, выставили на стол еще бутылки. Я пыталась остановить Витю, но он вдруг сказал, что я ему никто. Я убежала в комнату к знакомым девочкам, лежала на чужой кровати и тихо плакала. А потом заявился тот, кто был в нашей комнате, и начал нагло приставать, причем наорал на девчонок… Те выскочили, рванули к Малееву и Горобцу, но Витя почему-то не пришел… Прибежали другие ребята и вышвырнули того подонка, произошла драка небольшая… Я вернулась в комнату, собрала свои вещи, ушла уже к другим девочкам и попросилась у них переночевать… Утром я не поехала в университет, зарегистрировалась на сайте в поисках работы… Мне тут же предложили работу официантки. Я сразу вышла, отработала смену, в конце которой директор кафе – женщина – приказала мне отдать ей половину чаевых… Чаевых у меня набралось меньше тысячи. Директор забрала все и сказала, что моя норма за смену две с половиной. Будут ли это чаевые или обсчет посетителей – ее мало волнует. Ей нужно с меня получать за смену две с половиной тысячи. Я ушла, потому что так не смогла. Нашла другое кафе, где мне сразу приказали работать без темных очков… Возвращаться в общежитие не хотелось… С Витей отношения были разорваны. Потом мне сказали, что, пока меня не было, он приводил к себе других… Надо было уходить оттуда. А где мне жить? Я пыталась найти работу с проживанием…
Калинина посмотрела на Осорина.