Любовь во время войны (СИ)

- Тогда люби меня этой ночью.

Он резко дернул ее к себе, стиснул в объятиях, прошептал в ухо, уже с трудом сдерживаясь:

- Сними рубашку.

И она сняла.

***

Он не помнил, как они оказались в постели, и когда он сам успел раздеться. Помнил только, что впервые за все время их связи перестал сдерживаться и заметил, что ее это не пугает. Более того – сдерживаться перестала и она, словно внутри нее рухнула невидимая плотина.

В какой-то миг Клиган изрядно удивился, обнаружив себя на спине. «Сдаюсь» - усмехнулся он, но Санса только жадно сверкнула глазами и медленно покачала головой. А потом он ощутил ее на себе и себя в ней, и мог видеть ее всю, от рыжих волос внизу и тонкой талии до нежной округлой груди с затвердевшими сосками, стройной шеи, лица, с которого наконец исчез весь холод, равнодушие – теперь оно было прекрасным, живым, остро-хищным, в пламени очага пару раз влажно блеснули зубы. «Волчица» - подумал он про себя. Лучшее зрелище за всю его гребаную жизнь.

========== 7. ==========

XIII. Cнова горит

Санса сидела на постели и смотрела на мужчину, который крепко спал, лежа на спине, подложив одну руку под голову, слегка повернув ее в сторону. В тусклом свете догорающего очага черты его лица казались резче, чем обычно, хотя, если вдуматься, на самом деле они были скорее мягкими. Была уже глубокая ночь, она устала, но потрясение от пережитого было так велико, что спать не хотелось. Хотелось сидеть вот так хоть вечность – смотреть на него, думать, чувствовать. Как будто время остановилось, как будто утро никогда не настанет, а войско мертвецов никогда не придет под стены Винтерфелла.

Что произошло, когда она прошептала ему на ухо просьбу любить ее? Санса пыталась найти слова, но как можно было выразить этот… Этот прорыв? Да, наверное так. Словно какая-то завеса или пелена между ними прорвалась – с треском, с болью – и выпустила их навстречу друг другу. Странно: все случилось только час назад, но Санса одновременно как будто и помнила, и не помнила произошедшего. Что-то запечатлелось в ее памяти с почти болезненной яркостью, а что-то наоборот, было расплывчатым. Столько всего переплелось – боль, страсть, прошлое, настоящее, надежды, страхи. Но с каждым мигом, с каждым витком страсти, с каждым прикосновением, поцелуем, движением, стоном, взглядом она словно сбрасывала старую кожу, обновлялась, возрождалась к жизни. Огонь, который пылал в Сандоре – Санса рассмеялась про себя, и подумала, как странно думать так о человеке, который ненавидит и боится огня – перелился в нее, и теперь внутри у нее словно горел небольшой костерок, который освещал и согревал ее душу. Она одновременно видела и силу, которой он делился с ней щедро, без остатка и двойного дна, не ища собственной выгоды, и его слабость, его нужду в ней – то, что он не показывал вплоть до этой ночи.

Все в очередной раз изменилось. Сначала она пыталась держаться отстраненно, относиться к нему как к служанке, что греет постель – ведь спят же леди со служанками или подругами в одной постели. Но чем дальше, тем больше в ней просыпалась тяга к нему, смутная надежда на то, что он может помочь ей, сделать то, на что оказался неспособен ни мейстер с его мазями и склянками, ни Джон, с его сдержанной, но глубокой любовью, ни Бриенна с ее великодушной преданностью – никто из тех, кто желал ей добра. Сандор и сам, по всей видимости, не до конца понимал, как и чем он ей помогает. Сначала она боялась потерять это, потом – стала принимать как должное, а теперь в ней начало появляться желание дать ему что-то в ответ. Но что? Когда-то она боялась этого человека - в нем и правда многое внушало страх. Теперь же бояться стало некого, разве что саму себя. Он был сильнее ее: пройденные испытания закалили его, вытравили тьму и ненависть. Да, Сандор в ней нуждался – но надолго, и насколько сильна была его нужда? Вспомнит ли он хоть раз Сансу Старк, выехав за ворота Винтерфелла?

XIV. Чтоб все было честно.

Наслаждение было пряным, острым, волнующим, терпким. Ничего в ней не было мягкого или уютного, в постели эта новая Санса была острой, точно кинжал и опасной как лютоволчица. Это возбуждало так, что было почти невыносимо. Но зато с ней теперь не надо было осторожничать, и это ему нравилось. Нравилось ему и то, как она улыбалась, как шутила, как слушала его и говорила сама. У новой Сансы был острый язычок: он не раз хохотал до колик, слушая, как она отзывается о драконьей королеве и, не краснея, пересказывает шутки о Безупречных… Не говоря уже о том, что она им делала. А еще она стала жадной – после третьей по счету бурной ночи он вынужденно признался, что она его загоняла.

Санса в ответ на это только улыбнулась своей волчьей улыбкой и улеглась рядом. Да уж, она точно не тот нежный цветочек, каким была в Королевской гавани.

- Я вот о чем хочу поговорить – начала она издалека, выводя пальцем узоры на его животе.

Он скосил на нее глаза и кивнул, приглашая к разговору.

- Ты не думал, что у меня может быть ребенок? От тебя?