Любовь во время войны (СИ)

— Достаточно. И о тебе тоже. Знаю, что с тобой сделали, знаю, что ты сделала в ответ. Знаю, каково жить с ненавистью — и об этом уж точно побольше тебя. Знаю, как легко стать мертвецом уже при жизни, и никакие сраные Белые ходоки тут не нужны. Поэтому я тут вожусь с тобой, а не трахаю послушную и пригожую шлюху в ближайшем борделе.

— И я должна быть благодарна? — Санса призвала на помощь всю свою холодность.

— Ничего ты мне не должна. А вот себе — да. Иначе ты бы меня не позвала греть тебе постель.

Санса снова прошла к столу, сделала большой глоток уже остывшего вина. На голодный желудок в голове слегка зашумело. Этот человек как всегда, говорил ей правду — не щадя ее, не делая вид, что мир лучше, чем он есть. Поэтому она и потянулась к нему безотчетно в ту первую ночь. Он прав, во всем прав — без ответа на этот вопрос все, что произойдет в этой спальне, будет насилием — только насильником будет она сама.

Она выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза, не отводя взгляда.

— Ты хочешь знать, чего я хочу? Хорошо.

Х. Bene venebatur!

Седьмое пекло, он и не подозревал, что от простого разговора устаешь, как после целого дня битвы. До этого с ним подобное было только раз — когда Рэй тонко, как ювелир золотую проволоку, тянул из него душу — и вытянул-таки все до донышка, старый хрыч. А теперь ему самому пришлось делать то же самое с ней. Но оно того стоило, видят боги, стоило. Когда она, наконец, сумела выдавить из себя честный ответ, то разрыдалась — в голос, тяжело и надсадно, будто на похоронах. Тут уж ему ничего не оставалось как подойти, обнять, прижать к себе, гладить по спине и ждать, заставляя себя стоять спокойно и не сдерживать себя. Слишком долго у него никого не было, слишком близко она была, слишком остро он ощущал ее — всем телом. Еще немного — и он либо сбежит обливаться ледяной водой из колодца, либо потащит ее в постель, не дожидаясь, пока она сама этого захочет. Сандор не хотел ни первого, ни второго. Насчет своих любовных талантов он не обольщался — какие уж тут таланты, когда всю жизнь по борделям и трактирам, а за звонкую монету любая будет стонать и извиваться. Но сделать так, чтобы ей было хотя бы не больно и не страшно — это он может. Хотя бы попробовать.

И ему это удалось. Когда, перестав плакать, она вдруг потянулась и поцеловала его в щеку, он с трудом сдержался от того, чтобы прижать ее к себе посильнее. Но Санса, глядя на него без улыбки, почти мрачно, взяла его за руку и потянула к постели. Там, наконец, он сделал то, о чем мечтал — где-то, в самой глубине души, эта мечта жила если не с самой первой их встречи, то уж точно с Королевской гавани — запустил руки в эти роскошные рыжие пряди, пропуская их между пальцами. Когда он сдвинул ладони вперед и обхватил ими ее лицо, она вдруг положила свои руки поверх, и, посмотрев ему прямо в глаза, сказала тихо:

— Ты не обидишь меня. — Еще одно воспоминание, пароль, известный только им двоим.

— Нет, Пташка, я тебя не обижу — ответил он и поцеловал ее.

***

Клиган отпил вина из кожаной фляги и вытер губы рукой. Никакого Тормунда, он, конечно, искать не пошел, более того — сам сбежал ото всех сюда, в Разрушенную башню. И уж конечно он не собирался никому рассказывать о том, что он делал спальне леди Винтерфелла — не из-за Сансы, а из-за себя. Почувствовав, что щеки обдало жаром, он сердито отхлебнул вино снова и нахмурился. Да что с ним такое, седьмое пекло? Здоровый мужик уже, а смущается как мальчишка при одном воспоминании о прошедшей ночи.

***

Целоваться она не умела совершенно, более того — довольно быстро отстранилась и снова посмотрела на него этим своим холодным взглядом — но теперь за ним ему почудилась мольба. Он слегка вздохнул — он-то как раз был не прочь продолжить с поцелуями — но не стал напирать, а вместо этого раздел ее до нижней сорочки, но на попытку снять и ее, Санса покачала головой. «Позже» — беззвучно произнесли ее губы. Ну ладно — позже так позже. В конце концов, напомнил себе Клиган, хотел бы по-другому — пошел бы в бордель. Но он не в борделе, а здесь, с этой холодной, несчастной и изломанной женщиной — то ли что бы ее спасти, то ли что бы спастись самому, а может быть, чтобы просто забыться перед надвигающейся на них белой холодной смертью.

Они легли в постель, и там уже его руки начали свое путешествие по ее телу — неторопливо, основательно, сдерживая тот огонь, который давно уже разгорелся внутри. Сначала Санса и правда показалась ему похожей на каменную статую — застывшая, холодная, напряженная, она настороженно следила за ним взглядом, точно ожидая подвоха или удара. Но постепенно она начала оттаивать: ее тело становилось все более теплым, мягким, податливым, дыхание участилось, настороженность во взгляде почти пропала, и, наконец — вот она, первая победа — осторожно потянулась сама обнять его.