Любовь вопреки

— Папа, смотри! Вон там, это Ася! — закричала она, немногочисленные зрители, что сидели ближе к манежу, обернулись.

— Тише, Женя, тут кричать нельзя, — остановил Минин, он правда встревожился вдруг, что лошадь испугается, шарахнется и причинит Асе вред. — Тут или тихо надо сидеть, или пойдем со мной.

— Я буду тихо, — прошептала Женя и зажала рот ладошками.

Минин наклонился и поцеловал ее в щеку.

Они высмотрели всю тренировку. Потом подошли к Асе, когда она вела жеребца в конюшню.

— Мы видели! Я тоже так хочу! — без приветствия начала Женя.

— Ну вот, — укорила Татьяна Петровна, — а поздороваться?

— Здравствуйте, — девочка притихла.

— Здравствуй! — Ася стянула перчатки, протянула Жене руку, другой удерживала повод. — Сейчас я только Наполеона конюхам отдам и вернусь. Вы тут подождете? — спросила она у Минина.

— Да я-то… мне идти надо, — непривычно смутился он. — Вот, это моя мама, Татьяна Петровна, — представил Александр, — Женю вы уже знаете. Они очень хотят посмотреть Лаки.

— Я думаю, он будет рад Жене, — улыбнулась Ася.

— Ты иди, иди Саша, мы тут сами, — повторила Татьяна Петровна. И встречно улыбнулась Асе. — Мне про вас Женечка вчера весь вечер рассказывала.

На прогулках Лаки бродил понуро свесив голову, безучастный к окружающим. И только при виде Жени оживлялся. Прядал ушами и тихонько ржал. Или вздыхал шумно. Брал у девочки морковку, яблоки. Постепенно жеребец начал проявлять интерес к жизни.

Ася просила Минина приводить Женю так часто, как это возможно. Понятно — за коня переживала. От прямых объяснений, что случилось с Лакреймом, уклонялась. Отделывалась общими фразами. Упоминала хозяина и какую-то трагическую историю. Минин не настаивал. Какая разница, не хочет говорить — и не надо.

Но случилось нежелательное, заботы Аси о Лаки переросли в нечто другое. Девушка радовалась Александру и не пыталась скрывать этого. Расцветала улыбкой и смотрела на Александра с обожанием. Стоило Минину появиться рядом, она вокруг уже ничего и не замечала. Девушка по неопытности своей не догадывалась, что происходит, но Минин-то прекрасно понимал! Он не хотел сближения, а втягивался и втягивался.

Вот уж глупость, снова на те же грабли наступать. Помнил он пресловутый отпуск в Турции — чужая страна, навязчивый турсервис, неподходящий климат, в завершении всех неприятностей у Минина тогда еще и деньги украли. Он все, что было с собой, в барсетке таскал, вот и срезали на базаре, куда молодая жена потащила его за сувенирами. Насилу вернулись домой.

Теперь он вдовец, слово унылое, но по существу правильное, совершенно другая должна быть жизнь. Ради Жени. Так он постановил!

А Татьяна Петровна, как назло, масла в огонь подливала. Познакомившись с Асей в один из своих приездов в конный клуб, она тут же потянула девушку в дом, в гости. Зачем? Минин и думать не хотел, что мать сводит его с Асей. Разве что бессознательно.

Но Татьяна Петровна уже и о том заговорила, что одновременно помогать с бухгалтерией в кафе и справляться с таким большим хозяйством дома — тяжело, а вот если бы Ася взяла подработку. И Женечка с девушкой так ладит. И Асе лишняя копейка не помешала бы. Все только выиграют, если…

Александр категорически отказывался даже думать об этом. Но Татьяна Петровна наседала активно, она умела быть упорной. И сына своего знала хорошо. Потому продолжала по принципу «вода камень точит», используя капризы Жени как оружие массового поражения.

С матерью Минин еще справился бы, а вот с Женей — никак.

Девочка рвалась к Лаки. Минин опасался этих контактов, во всяком случае, когда Аси рядом не было, то он дочку к жеребцу не подпускал. Стыдно признаться, сам побаивался непредсказуемости лошадей. Ну а что тут позорного? Не на кавалериста же в военной академии учили!

За все время пребывания в конном клубе у Минина и мысли не возникло подняться в седло и проехаться в смене. А вот Женя просилась. И не на низкорослом пони, а на Лаки. Только на Лаки, ни на какой другой лошади.

Ася останавливала, говорила, что жеребец еще недостаточно поправился. Женя смирялась. Но через десять минут опять начинала свое.

«Лаки, Лаки, Лаки…» — только и слышал Минин.

Непостижимым образом именно Лакрейм явился связующим звеном между Женей, Асей и самим Александром.

Кто бы мог сказать, почему Лаки потянулся к Жене?

А она, всегда пугливая — на улице от маленькой соседской собачки шарахалась — и вдруг жеребец, в холке больше полутора метров высотой, в пет любимцах…

И сразу такая взаимная привязанность. Просто обожание.

Женя рвалась на конюшню, капризничала, плакала, требовала. Лаки, как сил набрался, тоже начал выдавать капризы, беспокоился, копытами в стены грохал, стоя в деннике, есть отказывался, если Женя не приходила.

Кончилось тем, что Минин чуть не каждый день стал брать дочку с собой.

Сам он не вылезал со стройки, Матвей Федорович завелся не по-детски, фантазия у него била ключом и все по бюджету. Минин вздыхал, отписывался Игорю, тот не спорил, давал добро, переводил деньги на счет.

Федорович довольно потирал большие натруженные шорным промыслом руки и посмеивался в бороду: