Любовная проблема (ЛП)

К тому времени, когда диджей объявил последнюю песню вечера, Эмма была приятно пьяна от шампанского, на левом мизинце ноги появилась мозоль, и она была почти невыносимо счастлива.

Почти.

Потому что последний танец вечера был медленным — и под песню, которую она не слышала много лет, но очень любила.

И когда она и другие холостяки и холостячки покидали танцпол, а пары всех возрастов рука об руку выходили на танцпол, что-то закралось в головокружительную атмосферу вечера.

Тоска.

Она говорила себе, что ей хорошо быть одной — она даже хотела этого — но когда свет померк, музыка стихла и начались прикосновения, Эмма захотела этого. Захотела всего.

Джули поймала взгляд Эммы через плечо Митчелла и многозначительно подняла брови. Предположив, что подруга беспокоится о ней, Эмма радостно помахала ей рукой и ухмыльнулась, прежде чем решить, что, возможно, она не прочь спрятаться в уборной.

Она была рада за своих друзей — действительно была рада — но сейчас она не хотела быть в сторонке. Не тогда, когда она чувствовала себя такой чертовски уязвимой.

Но когда Эмма повернулась, чтобы трусливо уйти, она наткнулась на твердую грудь и поняла, что Джули пыталась ей сказать.

Кэссиди стоял прямо за ней.

Он потянулся, чтобы схватить ее за руки и поддержать, но эмоции вывели ее из равновесия больше, чем тело, и она рефлекторно отпрянула назад, прежде чем он успел вступить в контакт.

Его улыбка была мимолетной, а глаза грустными, когда он опустил руки.

И именно эта грусть заставила ее протянуть руку, и на мгновение коснуться его руки.

— Прости, — тихо сказала она. — Это просто...

— Самозащита, — сказал он. — Я понимаю.

Она почти не видела его на протяжении всего приема — намеренно — и в какой-то момент вечера он потерял пиджак от смокинга, но галстук-бабочка остался. С белыми рукавами рубашки, закатанными до локтей, но идеально завязанным, идеально прямым галстуком, он представлял собой неотразимое сочетание официальности и непринужденности, и ей необъяснимо... хотелось прикоснуться к нему.

Она прикасалась к нему.

Она опустила руку обратно на бок, когда осознала это, но в тот же момент, когда ее рука упала, его рука поднялась. Он приглашал ее на танец.

Эмма посмотрела на его протянутую руку, затем встретила его взгляд. И в конце концов, не идеальный галстук-бабочка или сексуальная белая рубашка заставили ее вложить свои пальцы в его.

Это был взгляд его глаз. Не совсем умоляющий, даже не страстный... просто спокойное чувство правильности.

Как будто они должны были танцевать под эту песню, в эту ночь. Друг с другом.

И вот так Эмма отпустила. По крайней мере, на эту ночь, она отпустила боль.

Его глаза вспыхнули — зеленые сегодня вечером — когда их ладони соприкоснулись, и он накрыл большим пальцем тыльную сторону ее ладони, как будто хотел помешать ей передумать.

Но Эмма не изменила своего мнения.

Она позволила ему вывести ее на танцпол, пока они не смешались с покачивающимися парами. Вместо того чтобы отпустить ее руку, он потянул ее за собой, чтобы притянуть ближе, чтобы его вторая рука оказалась на ее талии.

Его ладонь была горячей, и она прерывисто вздохнула, когда подняла свободную руку к его плечу.

Рука, державшая ее, слегка изогнулась, крепче сжимая ее.

А потом они танцевали.

— Знаешь, ты был прав, — услышала она свои слова, уставившись на чистый воротничок его рубашки.

Он не ответил, но она знала, что он слушает.

— В ту ночь, когда ты положил руку мне на спину... ты сказал, что мне нравилось, когда ты прикасался ко меня там. Мне действительно нравилось, — Эмма сглотнула. — И до сих пор нравится.

В ответ его ладонь еще сильнее прижалась к ее ладони, притягивая ее к себе, пока их бедра не соприкоснулись. Затем он наклонил голову, его губы приблизились к ее уху, его голос был хриплым.

— Я знаю.

Глаза Эммы закрылись, когда они каким-то образом придвинулись еще ближе.

Только тогда она прислушалась к тексту песни и вспомнила. Когда она слушала эту песню на повторе, они с Кэссиди были вместе.

Он знал, что эта песня была ее любимой.

Ее глаза распахнулись, и она отстранилась ровно настолько, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Эта песня... это «I Told You So».

Он не улыбнулся.

— Возможно, я мне пришлось продать душу Джули и Митчеллу, чтобы выбрать последнюю песню. Она не совсем подходит для свадебной ночи, но я сомневаюсь, что они обращают внимание на слова.

Губы Эммы разошлись, ошеломленные таким признанием.

— Ты попросил их об этом?

Его улыбка была слабой.

— У меня остались приятные воспоминания.

Она рассмеялась.

— Приятные? Правда? Мне кажется, эта песня была предметом спора чаще, чем нет.

— Ах, но послушай, — сказал он, указывая пальцем. — Я думаю, ты заметишь кое-что другое.

Эмма притихла, прислушиваясь, как раз в тот момент, когда к мужскому голосу присоединился женский. Она услышала то, чего раньше не замечала.

— Это дуэт!

Он улыбнулся.

— Эта версия вышла через пару лет после того, как мы расстались.