Любовник леди Чаттерли

But after a day or two she went out in the rain, and she went to the wood.	Но через день Конни снова пошла в лес, не убоявшись погоды.
And once there, she went towards the hut.	И сразу направилась к сторожке.
It was raining, but not so cold, and the wood felt so silent and remote, inaccessible in the dusk of rain.	Дождь был совсем не холодный, лес стоял молчаливый и задумчивый, сокрытый пеленой измороси.
She came to the clearing.	Вот и поляна.
No one there!	Никого!
The hut was locked.	Сторожка заперта.
But she sat on the log doorstep, under the rustic porch, and snuggled into her own warmth.	Конни села на бревенчатое крыльцо под навесом, свернулась калачиком, чтобы подольше сохранить тепло.
So she sat, looking at the rain, listening to the many noiseless noises of it, and to the strange soughings of wind in upper branches, when there seemed to be no wind.	Так и сидела, глядя на дождь, слушала, как он едва слышно шуршит по земле, как вздыхает ветер в вершинах деревьев, хотя казалось, что ветра нет вообще.
Old oak-trees stood around, grey, powerful trunks, rain-blackened, round and vital, throwing off reckless limbs.	Вокруг стояли могучие дубы, почерневшие от дождя, полные жизни, дерзко раскинув сильные ветви.
The ground was fairly free of undergrowth, the anemones sprinkled, there was a bush or two, elder, or guelder-rose, and a purplish tangle of bramble: the old russet of bracken almost vanished under green anemone ruffs.	Травы на земле почти не было, там и сям выглянули первоцветы, кое-где виднелись кусты калины и сизо-бурые заросли куманики. Прошлогодний папоротник полег и скрылся за зелеными круглыми листиками анемонов.
Perhaps this was one of the unravished places.	Может, здесь одно из неопороченных мест.
Unravished!	Неопороченное!
The whole world was ravished.	А весь мир погряз в пороке.
Some things can't be ravished.	Но не все можно опорочить.
You can't ravish a tin of sardines.	Банку сардин, например.
And so many women are like that; and men.	А сколько таких, закрытых со всех сторон, женщин на свете! Сколько мужчин!
But the earth...!	Но земля беззащитна, ее всякий опорочит...
The rain was abating.	Дождь стихал.
It was hardly making darkness among the oaks any more.	В дубраве чуть посветлело.
Connie wanted to go; yet she sat on.	Конни хотела идти дальше, однако с места не тронулась.
But she was getting cold; yet the overwhelming inertia of her inner resentment kept her there as if paralysed.	Ее уже пробирал холод. Но обида, снедавшая душу, давила и не пускала, сковала по рукам и ногам.
Ravished!	Опорочена!
How ravished one could be without ever being touched.	Да, она опорочена, хотя ее никто и пальцем не тронул.